Большой круг

Братья Дей, по словам Редвуда, удивили его, так неожиданно загоревшись книгой матери. Перегруженные подробностями догадки дали им материал, с которым можно работать, подкручивая тональность. Редвуд представлял себе более концептуальный фильм (еще бы он не представлял), что-то о двойственности исчезновения, может быть, метафизический дубль Терренса Малика, но сценарий Деев крут и по-своему высоко концептуален. Слегка манерно.

– Точно, – закивала я. – Сто процентов.

Мне пришлось ему поверить, хотя его соображения не вполне ложились на мои.

Мы трудились над салатами. Редвуд спросил:

– Как идет работа? Вы уже знаете, как играть?

Я хотела пошутить, дескать, поставила пластмассовую лошадку в пластмассовую конюшню и улыбалась, как велено, но вдруг сказала:

– Я представляю себя другим человеком. Пока так.

– Я задавал вопрос сэру Хьюго, и он отвечал час.

Чертов Хьюго, так уверен, что все тащатся от его разглагольствований. И ведь в самом деле тащатся – голос, дым, виски, северный ветер. Попробуйте найти документальный фильм о природе, где Хьюго не был голосом за кадром. Попробуйте найти мультяшного злодея, которого он не озвучивал.

– Если я попытаюсь объяснить, то покажусь смешной, – пожала я плечами.

– Как я с северным сиянием.

– Как я с идиотскими светлячками.

Он легко коснулся своим бокалом моего:

– За тайну. За то, чтобы нам ее не разрушить.

ДВЕНАДЦАТОЕ

После ланча мы с Редвудом, пересев на шезлонги у бассейна, попивали вино, трепались о насельниках Голливуда, выкладывали свои лучшие анекдоты и на пробу отваживались на мелкие откровенности.

Абсолютно гладкая вода в бассейне на фоне крошечной, квадратной, кобальтово-синей плитки казалась густым желатином.

С Редвудом было не так, как с Алексеем, но я чувствовала нечто, какой-то вжик. Или треньк. Может, причиной не садиться на этот поезд стало отсутствие светлячков? А что, если у меня больше не будет светлячков? Стать монахиней и выйти замуж за воспоминания о коротком романе с женатым дяденькой? Вряд ли. Или глупо спать с деньгами? Или глупо с ними не спать?

Может, я хотела, чтобы он меня поцеловал. Тогда моя догадка, что он тоже хочет, подтвердилась бы. Может, я хотела, чтобы он влюбился в меня. Тогда я смогу решить, хочу ли сама влюбляться в него. Нас окружают люди, влюбляющиеся в мысль о том, что влюбились в них. Все думают, надо иметь чувства любящих наличными.

– Как дела с Оливером? – спросил он, пряча глаза за солнечными очками.

– Ничего о нем не слышала.

– Ничего.

– Ну да.

– И что вы чувствуете?

– Пожалуй, меня удивляет, что он смог уйти, не наорав на меня. Большинство хочет, чтобы вы поприсутствовали при проявлении того, какую боль им причинили, но Оливер, судя по всему, нет. Может, ему было вообще не больно, а может, у него больше достоинства, чем я считала, не знаю. – Я изобразила на лице безэмоциональное раздумье. – А у вас? Какой-то особый человек?

– Вообще никого.

Гугля Редвуда, я прошлась по снимкам с водяными знаками, где он изображен на светских мероприятиях в компании красивых, серьезных с виду женщин.

– По-моему, я вам не верю.

– Но это правда.

Пауза.

– У меня один вопрос, – нарушила я молчание.

– Валяйте.

– Зачем вам рояль?

– Он прилагался, но я играю. Отчасти из-за рояля я и выбрал дом.

– Сыграете для меня?

– Да.

– Большинство хотя бы ломается.

– Люблю похвастаться. Но оставайтесь здесь.

Не знаю, что он играл. Медленное и печальное. Ноты выплывали из открытой пасти его бункера и оседали на моей коже. Я смотрела на долину сквозь звуки, как сквозь дымку. Редвуд доиграл, и я опять стала собой.

– Могло быть и хуже, – улыбнулась я ему, но он услышал, что я сказала на самом деле.

– Мой гостевой трюк.

Я вспомнила, как Джонс Коэн снял у меня языком сережку и бриллианты свесились с его губ.

* * *

Вечером город затопил розовый свет. Я заявила, что хочу поплавать, имея в виду нагишом, но Редвуд ушел в дом и вернулся со сплошным купальником, от которого слабо пахло хлоркой. Я не спросила чей. Прохладная вода обожгла обгоревшую на солнце кожу, побежали мурашки. Я прислонилась к кромке бесконечности, а Редвуд побрел ко мне, и розовый свет отражался в каплях на его бороде. Я решила, он собирается меня поцеловать, но он тоже налег на борт и, отвернувшись, стал смотреть в даль.

После наступления темноты, когда оранжевый город горел, как ровное маковое поле, и мы опять сидели на шезлонгах, обернувшись в полотенца, Редвуд спросил, не хочу ли я пожевать грибов.

Ну да, сказала я.

Он сходил в дом и вернулся с завернутой в фольгу плиткой шоколада.

– Мне дал друг сэра Хьюго. Понятия не имею, насколько они забористые.

– Если Руди, то, скорее всего, весьма забористые.

Мы съели по квадратику.

Редвуд встал:

– Выключу свет.