В 1956 году все пошло не так. Плисецкая получила роль Одетты/Одиллии в новой четырехактной версии «
Плисецкой становилось тесно в советских застенках. Когда ей отказали в поездке в Париж с группой солистов Большого в 1958 году, она взбунтовалась и написала Хрущеву, напомнив ему, что она — звезда. «Правительственные спектакли», предназначенные для демонстрации советской культуры иностранным высокопоставленным лицам, были «доверены» ей, настаивала балерина[710]
. Это не помогло — ее не пустили в Лондон, затем в Париж, и она рисковала не поехать на гастроли в Нью-Йорк в 1959 году. Танцовщице пришлось умолять Хрущева простить ее за слишком длинный язык, а также за неуважение к вездесущим сотрудникам КГБ и ошибки, «закрывшие путь» за границу[711]. «В последние несколько лет я вела себя неподобающе дурно, не понимая, что на мне, как на артистке Большого театра, лежит огромная ответственность, — писала Плисецкая лидеру СССР. — Я позволила себе быть легкомысленной. Недопустимо говорить о советской реальности и о людях, занимающих высокие посты в нашей профессии, не осознавая, что мои слова будут иметь резонанс». Ее чистосердечная мольба Хрущеву, соцреалистической карикатуре на политика, продолжилась признанием, что она «часто была нетактичной и вела себя вызывающе на собраниях, разговаривая почти только с иностранцами. Я очень сожалею, что позволила себе пригласить секретаря британского посольства Моргана к себе домой, ни с кем не проконсультировавшись перед этим. Также однажды я не пришла на прием в посольстве Израиля, сказав, что не получила приглашения, которое на самом деле было выдано мне работниками Министерства иностранных дел. Поверьте, сегодня я искренне раскаиваюсь». После самоуничижительных заявлений балерина упомянула, что вышла замуж за композитора Родиона Щедрина, и «теперь все будет по-другому», «никому больше не придется за меня краснеть»[712]. Она уверяла, что дома у нее останется супруг, поэтому ей нет никакого смысла пытаться сбежать из страны. Это помогло, и Плисецкая получила разрешение поехать в США.Пакуя чемоданы, 9 апреля 1959 года танцовщица снова написала Хрущеву, чтобы выразить свою благодарность за его «доверие»: «Я невероятно рада. Никогда еще не чувствовала себя так спокойно»[713]
. Она была удивлена, узнав, что одной из тех, кто проголосовал за нее, оказалась Ольга Лепешинская. Артистка не смогла сказать ничего положительного о коллеге в автобиографии по личным и профессиональным причинам, но в 1959 году та оказала важную поддержку, объявив парткому Большого театра, что «Плисецкую нужно пустить на гастроли в США», поскольку американская публика желала видеть именно ее[714]. В кабинете руководителя КГБ муж Плисецкой Родион Щедрин[715] также пообещал, что, несмотря на страдания, причиненные ей в прошлом, она не сбежит, — ведь балерина боялась за себя и любила его.Объявление о ее допуске поразило коллег по гастролям. В программе выступлений в Метрополитен-опера даже не было указано ее имя, так что пришлось печатать специальные вкладыши. 20 апреля 1959 года Плисецкая появилась на обложке