Большой театр. Секреты колыбели русского балета от Екатерины II до наших дней

Во время второго американского турне Плисецкая, как и вся труппа, стала запатентованным советским брендом, ходовым товаром, популярным как дома, так и за рубежом. В отечественной прессе начали появляться ура-патриотические статьи, написанные от ее имени. Некоторые из них были короткими и сентиментальными, как появившаяся в «Советской культуре» публикация от 1 января 1960 года, содержавшая новогоднее поздравление: «Прощай, старый год!». Другой очерк от 23 марта 1965 под названием «Искусство шагает в космос» прославлял первый выход человека в открытый космос. «Как советский человек я вдохновлена недавней победой нашей науки и технологии. Как балерина я завидую лейтенанту Леонову. Я бы хотела испытать то чувство свободы и легкости, которое должно наступать в невесомости»[724]. Танцовщица знала о свободе и легкости больше, чем космонавты. Полет Леонова длился немногим больше 12 минут, и ему с трудом удалось втиснуться обратно в люк, поскольку скафандр раздулся в вакууме.

За подписью Плисецкой вышел и полуторастраничный разворот в «Известиях», рассказывавший о гастролях в США в 1962 году, под названием «Русская Терпсихора покорила Америку». В нем говорилось, что президент Джон Ф. Кеннеди и Жаклин Кеннеди поблагодарили балерину за выступление в «Лебедином озере», а американские обыватели похвалили «мудрое» правительство Советского Союза за окончание Карибского кризиса и то, что оно не дало американскому правительству разбомбить все в прах[725]. Бо́льшая часть статей была напечатана журналистами, работавшими в отделе агитационной пропаганды, Плисецкой оставалось лишь поставить свою подпись. Другие известные личности, включая Шостаковича, чьи имена использовало государство, часто игнорировали агитки за мир и прославления рабочего народа, выходившие за их авторством, но артистка была более внимательна. Она собирала статьи и, возможно, даже читала их. Плисецкая боролась с серостью официальных высказываний с помощью интервью, в которых серьезно рассказывала о карьерных планах.

В 1966 году она дала интервью журналу Vogue, среди прочего упомянув любимые рецепты. Журналист приехал в Москву из Парижа — родины высокой кухни, чтобы узнать о «простой деревенской» домашней трапезе балерины. Он ожидал увидеть перед собой не обычную тушеную говядину, а скорее воздушную амброзию: «Яичный желток, украшенный двумя розовыми лепестками»[726]. Британский журналист Джордж Фейфер, также присутствовавший на ужине, добавил, что танцовщица жила с мужем в двухкомнатной квартире с «канадскими» обоями и «американскими» телефонами. Их дом считался «шикарным» по советским стандартам, а количество картин было сравнимо с собранием Екатерины Гельцер. В квартире стояли два фортепиано, на кофейном столике лежало несколько книг, а «коллекция картин, рисунков и гравюр» включала произведения знаменитых художников, от Жоржа Брака[727] до Марка Шагала[728], там также имелись «ранняя вещь Пикассо» и «прекрасный ковер Леже». Плисецкая собирала предметы роскоши на гастролях, что в каком-то смысле компенсировало конфискацию полученных за выступления доходов. В квартире висели «ее собственные портреты в стиле Вулворта, выполненные маслом и акварелью» и стояли безвкусные сувениры, «обыкновенная мешанина шедевров искусства и карнавальных кукол», придававшая обстановке «ощущение безыскусности, отсутствия претенциозности и даже порядка, присущее бедным жилищам советских граждан»[729].

За действиями Плисецкой за рубежом наблюдали, ее разговоры с иностранцами записывались и передавались в администрацию Хрущева, а затем Брежнева, во время мимолетного периода правления Андропова и Черненко, в сумеречную эпоху Горбачева, — вплоть до самого развала Советского Союза. Однако сотрудники КГБ так часто выпускали ее из-под надзора, что желание танцовщицы сбежать из страны постепенно сошло на нет. Она обрела свою свободу на сцене, сочетая шик деклассированных эмигрантов с мистическим образом, связанным с «холодной войной». За рубежом балерина играла роль посла по делам культуры, очаровывая иностранных глав государств и служа музой парижским дизайнерам, режиссерам и хореографам. Пьер Карден был без ума от минималистичного стиля, который она ввела на советские подиумы.