Большущий

Его комната, когда он туда вошел, показалась ему отвратительной. Просторное квадратное помещение с глубоко встроенными решетчатыми окнами на две стороны. Из одного можно было увидеть краешек озера, но только краешек. Очевидно, вид на озеро открывался из семейных спален. В понимании де Йонгов и людей их класса гостям следовало отводить лучшую комнату в доме, а вот среди этих толстосумов явно было принято оставлять лучшее за собой, гостя же устраивать удобно, но не слишком баловать. Такой подход был для Дирка нов. Он удивился, но счел его разумным. Чемодан успели принести, а вещи распаковать и сложить в шкаф еще до того, как он оказался в комнате. «Надо будет рассказать Селине», – подумал он с улыбкой и критически огляделся. Комната была обставлена в стиле, который приблизительно определялся как французский. У него возникло ощущение, что он случайно попал в спальню мадам Рекамье и не знает, как оттуда выбраться. Розовая парча с золотой сеткой, кремовые кружева и бутоны роз. «Прелестное местечко для мужчины! – подумал Дирк и пнул ногой пуфик. – Кажется, по-французски эта штука называется fauteuil». Он был втайне рад, что может правильно произнести французское слово. Высокие зеркала, шелковые портьеры, кремовые стены. Кровать в кружевах. Покрывало из розового атласа легкое, как пух. Он исследовал ванную. Фактически это была еще одна комната, намного больше его спальни в нише на Деминг-плейс и такая же, как его спальня дома на ферме. Она сияла белым и голубым. Ванна была огромна и так же основательна, как дом вокруг нее. Везде полотенца, полотенца, полотенца в бело-голубых тонах. Они различались по размеру от малюсеньких вышитых квадратиков до пушистых полотнищ величиной с ковер, в которые можно закутаться целиком. Это произвело впечатление.

Дирк решил принять ванну и переодеться к ужину. Он обрадовался, что так сделал, когда увидел Паулу в черном шифоновом платье у огня в большой комнате с массивными потолочными балками, которую она назвала библиотекой. Дирк подумал, что Паула очень красивая в своем воздушном наряде, с ниткой жемчуга на шее. Лицо в форме сердечка, большие, чуть раскосые глаза, длинная тонкая шея, высоко поднятые темные волосы, открытые маленькие уши. Но ничего ей об этом не сказал.

– У тебя опасный вид, – заговорила Паула.

– Так и есть, – ответил Дирк. – Мой обычно безобидный голландский облик приобрел зверские черты исключительно от голода. Кстати, почему ты назвала это библиотекой?

Со всех сторон зияли пустые книжные полки. Предполагалось, что на них разместятся сотни книг. Но там косо стояли, прислонившись друг к другу, или просто лежали всего лишь пятьдесят или шестьдесят томиков.

– Жиденько, да? – рассмеялась Паула. – Теодор купил дом в таком виде. Конечно, в городе у нас достаточно книг. А здесь я читаю мало. Что до Теодора… думаю, что за всю жизнь он не читал ничего, кроме детективов и газет.

Дирк полагал, что Паула заранее знала об отсутствии мужа до десяти вечера и специально запланировала ужин наедине. А потому отказывался признаться себе, что несколько уязвлен ее сообщением:

– Я пригласила на ужин супругов Эмери, а потом мы вместе сыграем в бридж. Я говорю про Фила Эмери, притом третьего. Он указывает это даже на своей визитной карточке, как принц крови.

Эмери были бакалейщиками, их семейство шестьдесят лет торговало бакалеей. В Чикаго они считались аристократией. Но Америке предпочитали Англию. Надев, как полагается, красные пиджаки, они охотились на лис верхом с гончими по ухоженным окрестным прериям, устраивая настоящий переполох. Они владели огромным поместьем на озере рядом со Штормвудом. Супруги приехали с небольшим опозданием. Дирку довелось видеть портреты старого Филипа Эмери («Филипа Первого», – подумал он, мысленно усмехнувшись), и, глядя на довольно анемичное третье издание, он решил, что порода начала вырождаться. Миссис Эмери была статной блондинкой и не отличалась привлекательностью. По контрасту с ней Паула сияла, словно черный бриллиант. Ужин был вкусный, но на удивление простой. Блюд чуть больше, подумал Дирк, чем поставила бы на стол Селина, если бы он приехал в эти выходные на ферму. Нескладная беседа наводила скуку. «И этот парень владеет миллионами, – сказал себе Дирк. – Миллионами! Ему незачем корпеть в архитектурном бюро».

Миссис Эмери особенно волновалась по поводу произношения названий чикагских улиц.

– Какой ужас! – говорила она. – Думаю, нужно организовать движение за правильное произношение. Людей надо учить. И детей в школах тоже. Улицу Гёте они называют улицей Герти. Говорят: «Дес-Плейнс», произнося непроизносимые «с». Слово Иллинойс у них тоже звучит неверно!

Она разволновалась не на шутку. Грудь ее вздымалась и опускалась. Она быстро поглощала салат. И Дирк подумал, что крупным блондинкам не надо так сильно возбуждаться. От этого они краснеют.