Большущий

Паула видела, что Дирк рассердился. Он подождет, пока она переоденется в костюм для прогулок? Может, ему больше хочется подъехать к дому в автомобиле? Лучше бы она не спрашивала о его желаниях так настойчиво, подумал он. От этого он только мрачнел и раздражался. Вернулись они вместе пешком. Паула дотронулась до его руки:

– Дирк, ты злишься на меня за то, что я сказала вчера вечером?

– Нет.

– О чем ты думал, когда ушел вечером к себе в комнату? Скажи мне. О чем ты думал?

– Я думал: ей надоел муж и она хочет меня соблазнить. Надо быть осторожным.

– Мило и честно… – весело рассмеялась Паула. – А еще что?

– Я подумал, что мой смокинг не очень хорошо сидит и было бы неплохо иметь возможность заказать следующий у Пила.

– Ты вполне можешь это сделать.

16

Вышло так, что в следующие полтора года Дирку не пришлось волноваться, как будет сидеть на нем новый смокинг. Его одеждой в тот период, как и у миллионов молодых людей приблизительно того же возраста, стал аккуратный мундир тускло-оливкового цвета. Он носил его прекрасно, со спокойной уверенностью человека, который знает, что плечи у него широкие, талия узкая, живот подтянут, бока не толстые и ноги стройные. Большую часть времени Дирк провел в форте Шеридан, сначала на курсах подготовки офицеров, а потом сам, став офицером, готовил в офицеры других. Он отлично выполнял свою работу. Связи помогли ему попасть в форт, и они же держали его там, хотя он уже начал нервничать из-за задержки. Форт Шеридан располагался в нескольких милях к северу от Чикаго. Не один светский ужин на северном побережье не обходился без майора, полковника, двух капитанов и стайки старших лейтенантов. Их сапоги так чудесно сверкали во время танцев!

В последние полгода (хотя он, конечно, не знал, что осталось всего полгода) Дирк отчаянно рвался во Францию. Ему вдруг ужасно надоела его чистенькая работа дома, ужины, бесконечная светская рутина, тускло-оливковый автомобиль, который по его желанию мчался куда угодно (Дирк имел звание капитана), команда «Живей, живей!», обращенная к подчиненным, Паула и даже мать. За два месяца до окончания войны ему удалось отбыть в Европу. Его штаб-квартира находилась в Париже. В отношениях Дирка с матерью тогда возникла первая трещина.

– Если бы я была мужчиной, – сказала Селина, – я бы приняла определенное решение, а потом сделала бы одно из двух: либо пошла на войну, как Ян Стен идет с вилами на кучу навоза – грязная работа, которую надо выполнить, либо отказалась бы делать эту работу, если бы сочла, что она не для меня. Я бы сражалась или стала бы сознательным противником войны. Ничего другого не дано, если ты не старик, не инвалид и не больной.

Услышав такое, Паула пришла в ужас. Как и Джули, которая громко стенала, когда Юджин пошел служить в военно-воздушные силы. Сейчас он находился во Франции и был вполне счастлив.

– Вы хотите сказать, – удивилась Паула, – что в самом деле хотите, чтобы Дирк отправился туда и чтобы его там ранили или убили?

– Нет. Если Дирка убьют, моя жизнь кончится. Наверное, я сразу не умру, но жизни у меня уже не будет.

Все они вносили свой вклад, выполняя хоть какую-то работу для фронта. Селина размышляла о своем месте в сумятице войны. Поначалу она хотела открыть войсковую лавку во Франции, но потом передумала, сочтя затею эгоистичной.

– Вот что мне надо делать, – сказала она, – как можно быстрее продолжать выращивать овощи и свиней.

Она снабжала бесплатной пищей множество семей, пока их мужчины были на фронте. И сама работала, как мужчина, заняв место призванного на военную службу помощника, который до войны работал у нее на ферме.

Паула была очень хороша в униформе Красного креста. Она уговорила Дирка продавать «облигации свободы», выпущенные для поддержки союзных войск, и неожиданно он стал в этом деле весьма успешен. Дирк был спокоен, серьезен, убедителен, и, несомненно, его военная форма производила на людей сильное впечатление. Собственническое отношение к нему Паулы, поначалу осторожное, теперь проявилось в полной мере. Она уже не кокетничала, а была безумно влюблена в него.

В 1918 году Дирк расстался с формой и поступил работать в отдел ценных бумаг Трастовой компании Великих озер, в которой Шторм владел немалым пакетом акций. Дирк говорил, что война лишила его иллюзий. Такие слова часто произносились в те годы как причина или оправдание отказа от нормы. «Лишился иллюзий».

– А что, по-твоему, должна была принести война? – сказала ему Селина. – Очищение? Такого еще не бывало.

Сначала казалось, по крайней мере Селине, что Дирк забросил свою профессию временно. Селина всегда быстро приходила к заключениям, но слишком поздно поняла, что сын окончательно отказался от строительства в пользу ценных бумаг и что возводить он может только ее собственные воздушные замки. За первые два месяца продаж облигаций Дирк заработал больше, чем за год на своей прошлой должности в «Холлис и Спрейг». Когда он с гордостью рассказал об этом Селине, она ответила: