Дирк довольно легко научился говорить так же. Он тихо слушал, кивал, улыбался, соглашался или не соглашался. Смотрел вокруг себя внимательно, оценивающе. Линия талии хорошо выдержана, сшитая на заказ одежда безупречна, хитрые морщинки, расходящиеся от уголков глаз, свидетельствуют об опыте. Президент рекламной компании обедает с банкиром, продавец облигаций разговаривает с коллекционером букинистических изданий. Владелец консервной фабрики сидит за столиком со скульптором Горацио Крафтом.
Через два года Дирк тоже знал, как «мчаться на «Сенчери», чтобы сэкономить час или два в поездке из Нью-Йорка в Чикаго. Портной Пил говорил, что получает удовольствие, когда шьет пиджак на его широкую, ровную, конусообразную спину и брюки на сильные и крепкие ноги. Цвет лица, унаследованный Дирком у розовощеких голландских предков, что выросли на свежем морском воздухе Нидерландов, был приятен и чист. Иногда Селина с удовольствием дотрагивалась искореженной от работы рукой до его плеч или проводила ладонью по стройной, прямой и сильной спине. Дирк уже дважды побывал за границей. Он научился говорить, что «на несколько дней прокатился в Европу». И все это произошло за каких-то два года – жизнь в Америке несется быстро, как в театре.
Селину несколько обескуражило появление этого нового Дирка, в чьей насыщенной жизни ей уже не оставалось места. Иногда она не видела его по две-три недели. Он посылал ей подарки, которые она разглаживала, с удовольствием вертела в руках и откладывала – вещи ручной работы из нежного шелка, которые она не могла носить. Выработанная за долгие годы привычка оказалась сильнее. Хотя Селине всегда были свойственны изящные манеры и утонченный вкус, тяготы первых лет замужества оставили в ее жизни неизгладимый след. И до сих пор, когда она одевалась, вы увидели бы, что ее нижняя юбка, скорее всего, из черного сатина, а простой и прочный лиф-чехол на корсет аккуратно залатан в подмышках – там, где протерся. Она не пользовалась косметическими ухищрениями веселой юности. И неудивительно, что солнце и ветер, холод и жара широкой прерии отомстили ей за это пренебрежение. Кожа ее потемнела и огрубела, волосы стали жесткими и сухими. На их фоне глаза Селины производили неожиданное впечатление. Они были такие спокойные и ясные, но в то же время такие живые! Прекрасные глаза мудрой молодой девушки на лице пожилой женщины. Она до сих пор не утратила свежего восприятия жизни.
Вы с горечью поняли бы, что у нее совсем мало личных вещей. Такие пустые ящики комода могли быть у монахини: гребень и щетка, тоненькая стопка простого нижнего белья. На полочке в ванной – зубная щетка, вазелин, коробочка с тальковой пудрой. Но ничего из тех косметических средств, с помощью которых пожилые женщины пытаются обмануть себя мыслью, будто одурачили всех остальных. Она носила добротные полуботинки на удобном каблуке – модель называлась «Специально для полей», простые английские блузки с длинным рукавом и строгие темные костюмы или платья из синей материи. Женщина средних лет, у которой не за горами старость, женщина с твердой походкой и прямой осанкой. Она смотрела на вас прямо, но ее взгляд не был тяжел. Вот и все. Однако было в ней что-то захватывающее, что-то притягательное.
– Не понимаю, как у тебя это получается! – сетовала как-то раз Джули Арнольд, когда Селина зашла к ней в один из своих редких приездов в город. – У тебя глаза ясные, как у младенца, а у меня, как дохлые устрицы.
Они сидели в туалетной комнате Джули в ее новом доме на севере Чикаго – новом доме, который на этот раз оказался старым. Глядя на туалетный столик Джули, у любого разбежались бы глаза. Селина де Йонг в строгом черном костюме и простой черной шляпе тоже смотрела на него и на Джули за ним с серьезным, живым интересом.
– Похоже на отдел косметики в универмаге «Мэндел», – сказала Селина, – или на операционную в больнице перед сложной операцией.
Там стояли большие стеклянные банки с порошками, белыми и золотистыми. Тут же в несколько рядов баночки с кремами – массажным, под пудру и очищающим, за ними небольшие фарфоровые чашечки с алой, белой и желтоватой пастой. Из перфорированного контейнера торчал клочок ваты. Вы могли увидеть различные виды туалетной воды, духов, опрыскивателей, французского мыла, мазей, каких-то тюбиков. Не туалетный столик, а целая лаборатория.
– Это? – вскричала Джули. – Ты еще не видела туалетную комнату Паулы! По сравнению с ее косметическим ритуалом я всего-то быстренько споласкиваю лицо в кухонной раковине.
Двумя указательными пальцами привычным движением снизу вверх она втирала вокруг глаз кольдкрем.