Как ни странно, эти «волны памяти» напомнили мне исторические коллизии Средневековья, связанные с отравлениями. Все те же фамилии – Медичи, Гонзага, Борджиа… В те годы отравления солями тяжелых металлов стали чуть ли не правилами хорошего тона. Выпил бокальчик вина за здравие короля или римского понтифика – и поминай как звали. Извели не один знатный род.
Заслуга Бена Уайдера и Стена Форсхувуда в том, что им удалось доказать, что Наполеон подвергался хроническому отравлению мышьяком. И как к этому ни относись,
Неужели императора хотели умертвить даже тогда, когда вся Франция в его адрес кричала «Vivat!», а в воздух чепчики бросала? Может, и бросала (я о чепчиках), только делали это далеко не все. У триумфатора врагов порой не меньше, чем друзей. В любой момент могли отравить или заслать наемного убийцу. (Вспомним гибель Марата от ножа Шарлотты Корде.) Наполеон был корсиканцем, французом – лишь отчасти. И что такое «вендетта», знал довольно хорошо. Как и то, что с установлением Первой Империи национально-освободительная борьба на Корсике откладывалась на неопределенное время. И это сделал Бонапарт. Корсиканец по крови. Стоит ли говорить, что какой-нибудь голодранец из Аяччо при желании мог запросто расправиться с тем, кто разрушил радужные мечты островитян. И это лишь одна (не самая сильная) карта из колоды врагов, противостоявших Бонапарту.
Наполеона ненавидела вся Европа. Добровольно подчиняются лишь дураки, но никак не целые народы и страны. Поэтому с самого восхождения на трон смерти национальному триумфатору не желал (помимо членов семьи) разве что его камердинер и личный врач, для которых Бонапарт являлся истинным благодетелем.
И вновь о Монтолоне.
Шарль-Тристан де Монтолон впервые сблизился с Бонапартом в лесу под Фонтенбло весной 1814 года. В тот период, когда для императора все самое главное, казалось, осталось позади – Триумф, победные баталии, Империя и Власть. Попытка покончить жизнь самоубийством оказалась неудачной. Уже по пути на остров Святой Елены лишившийся всего Наполеон мысленно обдумывает пережитое. И приходит к очевидному: проклятый остров – его последний приют. С самого первого года жизни на Святой Елене у него с особой силой обостряется старая мания – боязнь быть отравленным.
Сказать по правде, основания для «мании» имелись. Бонапарт отдавал себе отчет, что его карта бита, и он никому не нужен – ни как человек, ни как политик (о каком-либо троне и речи быть не могло!). По большому счету, Наполеон всем только мешал. Уже одно то, что содержание Пленника обходилось союзникам в копеечку, заставляло задуматься. Получалось, лучшим выходом из создавшейся ситуации была его смерть. И чем скорее – тем лучше. Вероятнее всего, от отравления. Негромко и без лишней шумихи. Умер и умер, кто там будет докапываться до истинной причины кончины «узурпатора»? Подобные мысли буквально сводили Бонапарта с ума…
Вернемся к только что цитируемым мною воспоминаниям Луи Маршана:
Как видим, камердинер Наполеона выполнял, помимо прочего, невидимую, но чрезвычайно ответственную работу – он являлся
В июне 1816 года графиня де Монтолон родила девочку, нареченную при крещении