Bonsoir, Mademoiselle (СИ)

Эстер вздыхает и переводит взгляд на Андреса, он, пожав плечами, разводит руками в стороны: кажется, он тоже верит в их идеальный, невозможный план. Она медленно поднимается со своего мягкого стула и нагибается над столом, быстро цепляясь взглядом за нужные ей детали.

Молчит. Долго молчит, и Андрес видит, как быстро работает ее мозг, как она взвешивает все риски.

— Я не буду в этом участвовать, — повторяет Эстер, взглянув поочередно сначала на Серхио, затем на Андреса. — Идея неплохая, очень смелая и, честно, Серхио, ты молодец. Но я пас.

— Почему? — не дав брату сказать ни слова, в разговор вмешивается Андрес. Эстер внимательно смотрит на него, вглядывается в его глаза и ей кажется, что сейчас она может читать его мысли: он огорчен, он в смятении. — Ты вынесешь оттуда столько денег, сколько не видела в жизни. Ты сможешь купить своей матери не просто виноградник, ты сможешь купить все виноградники в Италии!

Он помнит о винограднике… Спустя столько лет он помнит, что Эстер всегда мечтала подарить маме виноградник. На секунду на сердце у нее становится тепло, но она одергивает себя, вспоминая, что если бы он не обманул ее много лет назад, не променял бы на другую, то знал — она уже купила маме виноградник в Италии.

— Я работаю не ради денег, Андрес.

— Только не надо этих сладких речей про удовольствие, — он морщится. — Мне это противно, ты же не такая, Эстер!

Она смеется, наслаждаясь тем, что выводит его из себя.

— Вы не понимаете, — она качает головой и вздыхает. — Даже если все пройдет идеально, — она указывает длинным пальчиком на чертежи и становится серьезной. — Чего не будет, потому что главную роль сыграет человеческий фактор, ты не знаешь, как команда поведет себя, будучи запертой в Монетном дворе, Серхио. Ты не сможешь залезть в голову каждого. Так вот, даже если все пройдет идеально, и вы выберетесь оттуда с миллиардом евро наперевес, на этом ваша жизнь кончится.

— О чем это ты?

— Подумайте. Об этом ограблении будет говорить весь мир. Вас будут искать до конца ваших дней, они не успокоятся, ведь их самолюбие будет сильно задето. И все, что вам останется — прятаться. И выживать. Я так не хочу, — она ловит хмурый взгляд Андреса. — Я слишком дорожу своей свободой, — говорит она, словно бросая кинжал в его сердце.

Андресу горько от осознания того, что она права. Став всенародными героями, имея запас денег, который может обеспечить безбедную жизнь потомкам на несколько поколения вперед, они будут вынуждены прятаться, словно крысы.

Ударив кулаком по столу так, что по деревянному покрытию проходит вибрация, он встает и уходит. Серхио завороженно смотрит на разложенные по столу бумаги, а Эстер мягко опускается на стул и закуривает, довольная своей победой.

— Я тебе помогу, — говорит она мягко, привлекая внимание Серхио. — Согласись, внутри Монетного двора я не нужна, ты приехал за мной, потому что он так захотел, — Эстер равнодушно кивает на дверь, из которой пару минут назад вышел Андрес. — Потому что он захотел снова разрушить мою жизнь, — она крепко затягивается, чувствуя, как в легкие въедается дым. — Я ему не позволю.

— Эстер…

— Не надо, Серхио. Не защищай его. Давай поговорим о твоем творении, — Эстер тепло улыбается, чувствуя внутри искреннее желание помочь. — Технически план идеален, но ему не хватает шарма. Вам нужен символ. То, что в итоге объединит людей за пределами Монетного двора.

— Что это может быть?

— Не знаю, может, какой-то предмет? Рупор, молоток… Или, может, часть гардероба? — она улыбается и вспоминает свое первое крупное дело. Они с Андресом посетили бал-маскарад в Париже и вынесли оттуда столько денег, сколько Эстер не заработала за всю свою карьеру на тот момент. И Яйцо Фаберже. Оно до сих пор стоит у ее мамы в спальне. Бал-маскарад… — Маски. Твоей команде нужны стильные маски.

Серхио улыбается, когда видит искренний огонек в ее глазах, Эстер кружит над планом, как пчелка, ему нужен был этот свежий взгляд, маленькие коррективы, делающие план не просто идеальным, делающие его завершенным. В три часа ночи, когда на улице почти начинает светать, Серхио накрывает ладонь Эстер своей ладонью.

— Он болен, Эстер.

Она говорила что-то о заложниках, но резко замолчала, губы ее остались чуть приоткрытыми. Глаза Серхио были грустными, и она мгновенно поняла, что все серьезно.

— Простыл или… — она глупо усмехается, нелепо пытаясь побороть страх, сковавший ее. — Может, с головой проблемы. У него и правда с головой проблемы, да ведь, Серхио…

— Миопатия Гельмера. Ему осталось недолго, — он крепче сжимает ее руку, чтобы привести Эстер в чувство. — Мне жаль.

Ее глаза наполняются слезами, она закусывает нижнюю губу до боли, кивает несколько раз, пытаясь уложить в голове слова Серхио, но в сознании эхом отдается лишь: «он болен, Эстер».

— Давно он знает? — спрашивает Эстер, хотя и понимает — как минимум с того момента, когда не вернулся за ней после тюрьмы.