Читаем Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии полностью

Второй вопрос касался Сеистана. До британцев дошли слухи о том, что шах намеревается предложить доходы с этой стратегически важной провинции в качестве обеспечения нового русского займа. А. Гардинг потребовал у персидского правительства формальное заявление, подписанное шахом, в том смысле, что доходы с Сеистана никогда не будут «отчуждены в пользу иностранной державы». 28 ноября Амин ос-Солтан спросил, зачем Лансдауну такие гарантии. Гардинг объяснил, «что странное положение относительно России, в которое соглашения по займам поставили Персию, делает естественными с нашей стороны требования особого обеспечения наших собственных интересов, на тот случай, если они вдруг окажутся в опасности быть заложенными или принесенными в жертву в качестве платы за очередную порцию русской финансовой помощи. Более того, это было бы защитой и для Персии, поскольку обезопасило бы ее от подобного риска, сделав возможным сослаться на предыдущие соглашения с нами. Что же касается независимости, то декларация, о которой я просил, никоим образом ее не затрагивает».

Язвительные слова Гардинга, которые явно задели чувства великого визиря, привели к краху. Как М. Дюранд в 1899 г. и Р. Томсон двадцатью годами раньше, он срывал свое плохое настроение на персах, потому что они подчинялись России. Но что он или его предшественники сделали для того, чтобы поддержать персов в критические моменты? Персы долго балансировали, как на канате, между двумя державами. В 1901 г. глупо было бы полагаться на британскую помощь или защиту. Амин ос-Солтан, человек эгоистичный и продажный, делал все, чтобы продлить существование своей страны, выпрашивая и покупая для нее несколько лет внешней независимости. Персия была еще жива, по крайней мере формально, и, если сохранить ее жизнь можно было только ценой британских интересов, – тем хуже для британских интересов.

Проходили недели, ответа на британское предложение ссуды все не было. А. Гардинг, должно быть, чувствовал, что предложение будет отвергнуто. Он убеждал Лансдауна пойти на прямые переговоры с Россией, потому что «мы можем обсуждать этот вопрос с Россией на равных, а Персия не может». Ему был преподан еще один урок: «Я убежден, что финансовые вопросы важнее всех остальных, когда имеешь дело с таким коррумпированным и расточительным правительством, как это; поэтому я рассматриваю возвращение нам права давать Персии деньги в долг как необходимое условие любого успеха или сохранения нашего положения здесь, как достижение, за которое стоит заплатить концессиями и рисками достаточно дорого. Как только такое право будет восстановлено, все остальное появится: в настоящее время мы занимаемся бесплодным делом. Рассуждения, доводы, интересы их страны в будущем – ничто для персидских министров. Они понимают только две вещи – силу и деньги. С помощью последних мы можем делать с ними все, что угодно; но деньги надо давать, а не торговаться. Если бы мы пожелали так организовать наше предложение, что его можно было принять, не вступая в противоречие с их обязательствами перед русскими, – в этом случае мы выиграли бы это дело. Однако, как вы говорите, министерство по делам Индии и казначейство не хотят смотреть на это дело с точки зрения «кто не рискует, тот не выигрывает», и мы должны радоваться тому, что сделали предложение, которое показало персам, что они все же могут обратиться к нам в случае крайней нужды».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука