Борис Парамонов на радио "Свобода" -2011

Борис Парамонов: Тут не без курьезов. Столетие Теннесси Уильямса по-своему отметил знаменитый театр Комеди Франсез, поставивший ''Трамвай Желание'' . Это первая постановка американской пьесы за все 330 лет существования театра, который стойко держит титул Дом Мольера. Такое новаторство, такой поиск новых горизонтов нельзя не приветствовать; но детали постановки, осуществленной американским режиссером Ли Бройером, не могут не вызвать вопросов и сомнений. Об этом свидетельствует рецензия ''Нью-Йорк Таймс'' .

Александр Генис: Здесь надо пояснить, что Ли Бройер - один из самых заметных авангардистов американского театра.

Борис Парамонов: Вот он и решил прежде всего, что пьеса Теннесси Уильямса не может дойти до зрителя вне южного акцента ее героев. И Ли Бройер решил на сцене Комеди Франсез, коли уж там невозможен южноамериканский акцент, заставить актеров говорить с акцентом креольским (креольский французский, на котором говорят жители Таити).

Александр Генис: Представим себе, что в московском театре Стэнли Ковальски говорит с грузинским акцентом…

Борис Парамонов: Другой его прием для остранения традиций Дома Мольера – сценографический: сцена была уставлена японскими ширмами, а герои носили соответствующие то ли пижамы, то ли куртки – это вместо канонических футболок, ти-шёртс и банных полотенец Стэнли Ковальского. Сам же Стэнли Ковальский был подан, словами рецензии, как андрогин, носящий что-то вроде наряда гейши, а в одной сцене раздевающийся догола. Это что касается режиссерского и сценографического решения, а вот что можно сказать о самом актере по имени Эрик Руф, который так жаловался на Ли Бройера: ''Он требует: я хочу увидеть вашу сексуальность, а ведь в этой сцене нет никакого секса''. Читаешь, смотришь фото в газетной статье и смеешься: какой сексуальности можно ожидать от этого дохлого панка.

Всё это в очередной раз наводит на мысль, не чуждую любителям литературы: всё-таки тексты, даже и драматические, лучше читать, чем наблюдать в репрезентации режиссеров и актеров, которым мало доверяешь и которые могут под видом родной уже классики поднести какую-нибудь псевдоавангардистсвую трактовку.

Александр Генис: Спорное утверждение. Все зависит от того, какой авангард. Я помню, как Вильсон у нас в Метрополитен поставил ''Тристана'' в неоновых декорациях. Певцы ходили по сцене крохотными шажками, как шахматные короли. Зал свистел, но мне понравилось: остраненный Вагнер обнажил свою символическую натуру. Это уж точно лучше, чем ставить оперу реалистически. Но в чем я согласен с Вами, Борис Михайлович, так это в том, что пьеса ''Трамвай Желание'' действительно полна мощного сексуального зарядка.

Борис Парамонов: И что интересно - гомосексуального заряда. Гомосексуален прежде всего ее автор, мастерски, можно даже сказать гениально представивший в персонажах пьесы свои персональные идиосинкразии. Кто такие Бланш Дюбуа и Стенли Ковальский? Бланш и есть маска автора, а Стенли – устрашающий и влекущий образ мужчины в воображении, в сознании и бессознательном репрессированного гомосексуалиста, не смеющего сказать о своей любви (как в стихах Альфреда Дугласа – любовника Оскара Уайльда, его ''Бози''). Мы знаем, что Теннесси Уильямс в жизни не скрывал своих предпочтений, давал им полную волю, но в то время гомосексуализм не пользовался общественным сочувствием и пониманием, а тем самым и у самих гомосексуалов вызывал чувство вины, психологическую и чуть ли не метафизическую подавленность.

Александр Генис: В той Америке эту тему нельзя еще было открыто провозгласить в искусстве, тем более на театральной сцене, которая теперь зато без нее редко обходится.

Борис Парамонов: И здесь – главный парадокс: такая ситуация была на пользу самому искусству, которое не терпит прямоговорения. Оно, искусство, живет метафорами, масками, иносказаниями. Как говорил Чехов: если зайца долго бить по голове, он научится спички зажигать.

Александр Генис: … но неизвестно, принесет ли это ему пользу.

Борис Парамонов: Принесет! Искусство всегда – некий шифр, и подлинному знатоку и ценителю истинное удовольствие доставляет разгадывание этого шифра. Маска, я тебя знаю, как говорили в старинных маскарадах.