Борух Баклажанов. В поиске равновесия

При выходе из парной и только чуть пригубив минеральной воды, Баклажанов понял, что все его потуги начать с завтрашнего дня здоровый образ жизни шли прахом. На пороге бани стояли двое. Внешне это были два абсолютно разных человека, но сама судьба однажды свела их именно тут и с тех пор не разлучала. Звали их Павел Пей и Вениамин Пой или просто Паша и Веня, как их знали местные завсегдатаи. Приходили они всегда вместе и как бы составляли единое целое. Паша Пей был профессиональным алкоголиком. Да-да, есть такие люди. Его видели при входе в запой, собственно в запое и при выходе из него, но никогда и никому не удавалось застать Пашу трезвым. Никто не знал, где он работает и чем занимается, но видимо, он все-таки где-то работал и чем-то занимался в свободное от основного вида деятельности время. Пей не был особо ничем известен, кроме того, что как-то ночью, находясь в штатном состоянии, умудрился из трампарка угнать трамвай и даже прокатить на нем загулявшую компанию. Перед походом в парную Паша обычно распивался принесенным с собой самогоном, Пой же со своей стороны распевался оперными партиями, ибо служил в театре и был тенор-баритоном. Одет Веня был в рясу, поскольку периодически помогал трудникам при каком-то областном монастыре, где ее и получил. Там он окормлялся и спасался и, видимо, оттуда и прибыл, окормившись там и в тот день. Пой был этническим корейцем, поскольку его бабушка в свое время вышла замуж за студента из «страны утренней свежести», прибывшего на обучение в Горный институт.

Друзья быстро разделись и сразу подкатили к банным шкафчикам столик на колесах, на который разложили нехитрый скарб и поставили пластиковую бутыль с авторским напитком Пея. В компании он был штатным «бутлегером» и каждый раз радовал коллег новинками. Паша торопливо достал свой фирменный набор стальных стопок и разлил по первой.

– Искренне рад видеть каждого из вас, – сказал он, чокнувшись со всеми и выпив без промедления.

После армянского коньяка в рюмочной жесточайшее пойло Пея пошло, мягко говоря, не очень.

– По-моему, Паша, сегодня ты схалтурил! – поперхнувшись, сказал Баклажанов, сразу закусив квашеной капустой.

– Feci quod potui, faciant meliora potentes! – бросил в ответ Пей.

Все взглянули на него с тревогой, чуть не нарушившись от услышанного.

– Латынь, коллеги, – успокоил собравшихся Епатов, – в переводе: «Я сделал все, что мог, кто может лучше – пусть сделает». Так римские консулы заканчивали свою отчетную речь, передавая полномочия преемникам.

– Действительно, – усмехнулся Баклажанов, на всякий случай все-таки отодвигая самогон подальше от Пея, – кому как не Нерону знать перевод и историю фразы. Я-то в университете лишь готским баловался.

Коллеги выпивали и закусывали, периодически заходя в парную, и встреча постепенно переставала быть томной.

– Альбертыч, – вдруг обратился Борух к Епатову, находясь уже в определенно благостном расположении духа, – у тебя же наверняка есть какая-нибудь история в загашнике на суд зрителей?

– Для достойного слушателя имеется! – ответил тот.

– А мы что, рылом не вышли?

– Отнюдь. Извольте! – начал Епатов в характерной для него академичной манере.

Создавалось впечатление, что он и сам был участником описываемых событий, уж больно гладко расстилал.

Роль личности в истории, а тут всего лишь буква

В СССР на рубеже конца 70-х годов народ был в целом счастлив. Среднестатистический трудящийся не особо задумывался о будущем, поскольку получал свои 100–250 рублей, на которые мог прокормить себя и семью, сгонять в отпуск на Черное море и полежать на пляже, уткнувшись пальцами ног в нос соседнего отдыхающего, а также подергаться там на танцплощадке под ритмы отечественной эстрады, а иногда и зарубежной. Советские люди были самой читающей нацией в мире, поскольку ходили, вечно уткнувшись в «Новый мир», «Огонек» или в томик русской или советской литературы. О ней и пойдет речь.

Литература в целом, а в особенности советского периода, должна была вырабатывать у граждан национальный стержень и непоколебимую веру в правильность государственной политики и линии партии. Основным мастером художественного слова той эпохи был А. А. Фадеев с его бессмертными романами «Разгром» и «Молодая гвардия». Вторым же, а может и первым, был автор романа-глыбы «Как закалялась сталь» Н. А. Островский.