– Да, какой там – ему уже на кладбище прогулы ставят! Ну, может, выпил граммов сто. Ходил тут, катетером тряс, потом плохо стало. Вызвали «скорую» – они над ним поколядовали – вроде в себя пришел. Встал, отказ от госпитализации подписал и опять в парную пошел, а врачей послал куда подальше. Боевой дед, я его давно знаю. Приветливый всегда, с юмором – над склерозом своим каждый раз пошутит, обидами и завистью не живет – вот до 93-х и протянул. Учиться этому надо! Давай, Борух, тебя там уже ждут!
К Баклажанову подошел поздороваться человек.
– Я Вас приветствую, Борух Борисович! – с улыбкой сказал он, видя, что Баклажанов прибыл в фееричном расположении духа.
– Я Вас вдвойне, Нерон Альбертович! – ответил Борух, пожимая ему руку.
Это был Нерон Епатов – телевизионный редактор. Роста он был среднего и телосложения скорее полного, но держался имперски. По бане Нерон бродил неспешно, закутавшись в полотенце и размышляя, чем несколько напоминал своего тезку-понтифика. Внешне все выдавало в Епатове личность творческую и мыслящую нестандартно. По городу он ходил в длинном пальто, обмотанный элегантным шарфом, носил средней длины бороду, удачно сочетая ее с пафосным широкополым беретом, и, если бы ему в руки вручили мольберт, он вполне бы сошел за европейского живописца прошлых лет.
– Я так чувствую, Вы вчера злоупотребляли, Баклажанов? – начал Епатов, часто обращаясь к Баклажанову на «Вы» то по фамилии, то по имени и отчеству, что было нотками приятельского сарказма в их общении.
– И вчера, и 20 минут назад в рюмочной!
– Уверен, они там только и живут за счет твоего алкоголизма. Ты им квартальный план выполняешь!
– Скорее годовой, хотя есть там еще умельцы и помимо меня – братья по оружию, так сказать. С утра сегодня похабно было, надо было здоровье поправить!
– Похабно? А вроде с виду и не скажешь! – удивился Епатов. – Раз тяжко с утра уже, может, это легкий звоночек, что пора завязывать?
– Это не звоночек, Епатов, это набат! Можешь зафиксировать, что я тебе внял.
– Фиксирую!
То ли в силу профессии, то ли от рождения Епатов был человеком, тонко чувствовавшим жизнь и конкретные ее моменты. Баклажанов обожал его рассказы за стиль изложения, ибо тот мог подать какую-либо полуанекдотическую историю с той же помпой, с которой шеф-повар выкатывает торт на юбилее.
– Я чувствую, у Вас есть очередная былина по мою душу, – спросил его Баклажанов, видя, как у Епатова горят глаза, – излагайте!
– Mit Vergnugen[9]
, – улыбнулся Нерон и начал не спеша. – На сей раз из жизни медиков.– Не возражаю!
– Дело было в одной из купчинских больниц. Как-то в 90-х после очередных «разборов полетов» между группировками туда нагрянула бригада и привезла своего коллегу, буквально сгоревшего на работе. Тот день у него явно не задался, ибо представлял он собой студень, изрешеченный свинцом. Коллеги, размахивая всеми видами холодного и огнестрельного оружия, на явно завышенных тонах стали требовать врача, поскольку счет шел на минуты. В итоге бойца положили на каталку и отвезли в операционную.
– История прям «огонь», Епатов! Это все? – хмыкнув в недоумении, спросил Борух.
– Это так – для затравки. Как говорится, антуража ради! – продолжил Нерон. – Через полчаса в приемный покой доставили еще одного пассажира. Это был управляющий одного из питерских казино. То ли он перешел кому дорогу, то ли помешал перейти себе, но тем вечером получил две пули в затылок в собственной парадной. Его свита также требовала немедленного вмешательства, подгоняя всех и вся, и в итоге на крик вопиющих в пустыне вышел хирург. Это был высокий и статный человек, явно опытный жизненно и профессионально. Его невозмутимости можно было лишь позавидовать, ибо вел он себя, как будто только что принял упаковку успокоительного. «В операционную его, пошаманим!» – с медицинским сарказмом сказал он, видя такое не впервой. Через пару часов он вышел оттуда и медленно снял с лица забрызганную кровью повязку. Хирург был бел как бумага, и все сразу почувствовали недоброе. «Я работаю хирургом уже тридцать лет, провел сотни операций и повидал немало», – начал он. Напряжение повисло в воздухе. «Два сквозных огнестрельных ранения в затылок – минус четыре передних зуба. Как говорится, по два на выстрел. К дантисту его!» – как-то рутинно по-домашнему объявил он и ушел к себе в кабинет. Во фарт-то, ааа?! – буквально вскрикнул Епатов, жутко увлекшийся повествованием.
– Нерон Альбертович, держите себя в руках! – хмыкнул Борух.
– Я просто эмфазу педалирую – не более!
– Придешь домой и педалируй сколько угодно, а пока попаримся, пойдем!