Галина, она же Галина Александровна, была иконой заведения. Это была сухонькая старушка ближе к 80-и, но лошадиного здоровья. Сколько бы Борух там не бывал, он каждый раз пересекался с ней. Летом Галина носила помпезную фетровую шляпу, а зимой оригинальную шапочку. Сидела она всегда за угловым столом на одном и том же месте. Иногда Баклажанову казалось, что она пребывала здесь еще со времен Достоевского, а рюмочная эта была впоследствии построена вокруг нее. Галина была одинока и жила где-то неподалеку. Дети с ней отношений не поддерживали, поэтому приходила она сюда за общением, тихонько коротая время. Владелец часто угощал ее за свой счет, да и таких доброходов, как Борух, тоже было немало, но ее никогда не видели пьяной. В рюмочной Галина сидела почти весь день, но феноменально держала удар. Одета она была всегда опрятно, и рассудок ее был трезв каждый раз.
– Я Вас категорически приветствую! – фирменно поздоровался с ней Баклажанов, протягивая ей коньяк.
– Рада Вас видеть, молодой человек, – ответила она, улыбнувшись, – какими судьбами тут?
– Ну, человек я уже не молодой, а судьбами все теми же, что и раньше, – тепло ответил Борух, чокнувшись с ней.
Галина пригубила полстопки, Баклажанов же первый полтинник опрокинул одним махом. Он выдержал паузу – коньяк начал разбегаться теплом по телу, и Боруха начало отпускать. Проговорили они минут 10–15 и, выпив вторую стопку на ход ноги, Баклажанов попрощался с Галиной и ушел. Через пять минут он был уже на месте.
«Отдушинские бани» – было написано при входе. Баклажанов открыл дверь и вошел.
Банные дела
Баня всегда объединяла людей различных уровней образования, социального и финансового положения, потому как голые все равны, а стало быть, генералов там нет. В ней бок о бок дружно сосуществуют десятки сословий любых окрасов и мастей, зачастую заходят даже власть предержащие, чтобы живьем взглянуть на обнаженный электорат. Неизвестно, является ли баня единением по религиозному признаку, ибо, сколько бы Баклажанов туда не ходил, он ни разу не видел там раввина. В парной все носят шапки, и, казалось бы, раввинам, не снимающим своих козырных шляп даже по ночам, самое место там – но, видимо, в виду природной застенчивости они пробегают мимо, а зря. Они бы органично смотрелись с веником, вкушая все грани банного радушия, и, возможно, все еще впереди.
Впервые Борух попал в баню еще лет в 5, куда его привел Баклажанов-старший. Он прекрасно помнил, как отец любил сидеть по-турецки на верхней полке, а вместо шапки наматывал на голову полотенце в виде тюрбана. Но тогда Борух банными идеями не проникся, видимо потому, что ввиду возраста тяжело переносил высокие температуры, а может и еще почему. В общем, не сложилось. Но в начале 90-х курсе на втором университета в баню его затащил Штакетов, и так получилось, что Баклажанов дело это полюбил, говоря парламентским языком, «во втором чтении».
В последнее время Борух любил приходить сюда по вторникам. Это был официально выходной день, но завсегдатаев пускали все равно, поскольку баня работала. Дело в том, что в выходные дни банные комплексы обычно осуществляют социальные программы, такие как мытье солдат, пенсионеров и малоимущих. Как-то года 2–3 назад Баклажанов, находясь в жестоком запое, решил поехать выпарить дурь, дабы прийти в себя, поскольку через пару дней предстояли серьезные дела. Приехал он также во вторник. Перед походом в парную Борух решил немного полежать на топчане и заснул. Пока он спал, пришли солдаты, а точнее курсанты военного училища из поддерживаемых нами африканских государств. Они разделись и пошли в парную. Чуть погодя, Борух, проснувшись, пошел туда же. Нелегко передать словами состояние Баклажанова, когда тот, будучи в жесточайшем подпитии и находясь в центре своего родного города, вошел в парную, полную голых негров. На белую горячку это тянуло слабо, но на ее репетицию – вполне.
– О, Борух, приветствую! – поздоровался с ним банщик. – Я тебя еще издалека по звуку шагов признал!
– Что же в моей походке такого особенного?!
– Это шаги человека, довольного жизнью и готового к новым свершениям!
И действительно, на тот момент Баклажанов жизнью был вполне доволен после давешнего посещения рюмочной. Что же до новых свершений, они были не за горами, поскольку по вторникам тут собирались компании, славившиеся ярким антиобщественным проведением времени, и Баклажанов был, само собой, желанным гостем в каждой из них зачастую и против собственной воли.
Согласно бытующему в народе мнению о неприкосновенности врачей и адвокатов, Борух бы добавил туда еще и банщиков. Именно они являются хранителями этих оазисов благостного настроения, коими являются бани. Эта людская каста хранит в себе всю положительную ауру парных домов и щедро делится ей с гостями, чего никогда не сможет сделать в налоговой инспекции ее сотрудник.
– На прошлой неделе дед один сюда приходил, – улыбнувшись, сказал банщик, принимая у Баклажанова вещи, – так ему плохо стало!
– Перепил что ли?