И многолики, при числе несчётном,
Количеством и качеством они.[1096]
То свойство[1097]
было бы у всех одно,Делясь неравно в сонме быстролётном.
Существенных начал,[1098]
а по ответу,Что ты даёшь, начало всех равно.
Причиной скважность, то или насквозь
Неплотное пронзало бы планету,
Худое с толстым, так и тут примерно
Листы бы ей перемежать пришлось.[1099]
Затменья солнца: свет сквозил бы здесь,
Как через всё, что скважно и пещерно.
Со мной второе;[1101]
и его сметая,Я домысл твой опровергаю весь.
То есть предел, откуда вглубь лежит
Её противность, дальше не пуская.
Как цвет, отосланный обратно в око
Стеклом, когда за ним свинец укрыт.
Здесь кажется темнее, чем вокруг,
Затем что отразился издалека.
Тебе бы опыт сделать не мешало;
Ведь он для вас — источник всех наук.
Равно отставь, а третье вдаль попять,
Чтобы твой взгляд оно меж них встречало.
Чтоб он все три зажёг, как строй светилен,
И ото всех шёл на тебя опять.
Далёкий блеск, он яркостью своей
Другим, как ты увидишь, равносилен.
Основа снега зрится обнажённой
От холода и цвета прежних дней,
Я свет хочу пролить такой живой,
Что он в глазах дрожит, воспламенённый.
Кружится тело некое, чья сила
Всё то, что в нём, наполнила собой.[1102]
Её распределяет естествам,[1104]
Которые, не слив с собой, вместила.
Премного свойств, которые они же
Приспособляют к целям и корням.[1105]
Увидел ты, уступами идёт
И, сверху взяв, потом вручает ниже.
К познанью истин, для тебя бесценных,
Чтоб знать потом, где пролегает брод.
Как ковка от умеющих ковать,
От движителей некоих блаженных.[1106]
Глубокой мудрости, его кружащей,
Есть повторенный образ и печать.
В разнообразных членах растворясь,
Их направляет к цели надлежащей,
По многим звёздам, благость изливает,
Вокруг единства своего кружась.
В связь с драгоценным телом,[1109]
где она,Как в людях жизнь, по-разному мерцает.
Влитая сила светится сквозь тело,
Как радость сквозь зрачок излучена.
По-разному, не в плотности отнюдь:
В ней — то начало, что творит всецело,
ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ
Открыло мне прекрасной правды лик,
Прибегнув к доводам и прекословью;
И убеждён, я, сколько подобало,
Лицо для речи поднял в тот же миг.
И к созерцанью так меня влекло,
Что речь забылась и не прозвучала.
Иль ясных вод спокойное теченье,
Где дно от глаз неглубоко ушло,
Столь бледным, что жемчужину скорей
На белизне чела отыщет зренье, —
Беседы ждавших; тут я обманулся
Иначе, чем влюбившийся в ручей.[1110]
Я счёл их отраженьем лиц людских
И, чтоб взглянуть, кто это, обернулся;
Вновь свету милой спутницы; с улыбкой,
Она пылала глубью глаз святых.
Она сказала, — странного в том нет:
Не доверяясь правде мыслью зыбкой,
Твой взор живые сущности встречает:
Здесь место тех, кто преступил обет.
Свет вечной правды, и ни шагу он
Им от себя ступить не позволяет".
Чья жажда говорить была мне зрима,
Сказал, как тот, кто хочет и смущён:
Всевечным светом, знаешь благодать,
Чья сладость лишь вкусившим постижима,
Как ты зовёшься и о вашей доле".
Та, с ясным взором, рада отвечать:
Дверь не замкнёт, уподобляясь той,
Что ждёт подобных при своём престоле.[1111]
И, в память заглянув проникновенно,
Под большею моею красотой