В которых можно изменить его.
Менять не смеет и обязан несть,
Пока недвижны жёлтый ключ и белый.[1139]
Когда предмет, имевшийся доселе,
Не входит в новый, как четыре в шесть.[1140]
И всякой чаши книзу тянет край,
Её ничем не возместить на деле.
Будь стоек, но не обещайся слепо,
Как первый дар принёсший Иеффай[1141]
;А согрешил, свершая. В тот же ряд
Вождь греков стал, безумный столь свирепо,
Глупец и мудрый, все, кому случится
Услышать про чудовищный обряд.[1142]
Лететь, как перья, всем ветрам вослед!
Не думайте любой водой омыться!
И пастырь церкви вас всегда наставит;
Вот путь спасенья, и другого нет.
Так вы же люди, а не скот тупой,
И вас меж вас еврей да не бесславит!
Который, бросив мать, беды не чуя,
По простоте играет сам с собой!"
Потом туда, где мир всего живей,[1144]
Вновь обратила взоры, вся взыскуя.
Лишили слов мой жадный ум, где зрели
Опять вопросы к госпоже моей.
Скорее, чем затихнет тетива,
Так ко второму царству[1145]
мы летели.Тот светоч[1146]
нас объял, что озариласьСама планета светом торжества.
То как же — я, чьё естество[1147]
всегдаЛегко переменяющимся мнилось?
К тому, что тонет, стая рыб стремится,
Когда им в этом чудится еда,
Навстречу нам, и в каждом клич звучал:
«Вот кем любовь для нас обогатится!»
То виделось, как все в нём ликовало,
По зареву, которым он сиял.
На этом, как бы тягостно тебе
Дальнейшей повести недоставало;
Хотелось внять правдивые глаголы,
Едва мой взгляд воспринял их в себе.
Всевечной славы видеть предстоит,
Пока не кончен труд войны[1148]
тяжёлый, —Пылает в нас; поэтому, желая
Про нас узнать, ты будешь вволю сыт".
А Беатриче: "Смело говори
И слушай с верой, как богам внимая!"
Своих лучей и как их льёшь глазами,
Ликующими пламенней зари.
Зачем предстал в той сфере, чьё чело
От смертных скрыто чуждыми лучами?"[1149]
Тому, кто речь держал мне; и сиянье
Его ещё лучистей облекло.
Его же застит, если жар пробил
Смягчающих паров напластованье,
Священный лик среди его же света
И, замкнут в нём, со мной заговорил,
ПЕСНЬ ШЕСТАЯ
Орёл противу звёзд, которым вслед
И Он встарь парил за тем, кто взял Лавину,
На рубеже Европы пребывала,
Близ гор, с которых облетела свет;
На мир, который был во власть ей дан,
И там, из длани в длань, к моей ниспала.[1150]
Я, Первою Любовью[1152]
вдохновлённый,В законах всякий устранил изъян.
Что естество в Христе одно, не два,
Такою верой удовлетворённый.
Мне свой урок преподал благодатный
В той вере, что единственно права.
Его слова, как твоему уму
В противоречье ложь и правда внятны.
И бог меня отметил, мне внушая
Высокий труд;[1154]
я предался ему,Которого господь в боях вознёс,
От ратных дел меня освобождая.
Но надо, чтоб, об этом повествуя,
Ещё немного слов я произнёс,
Тех, кто подвигся на священный стяг,[1157]
Его присвоив или с ним враждуя.[1158]
Его сиял; чтоб он владел державой,
Паллант[1159]
всех прежде кровию иссяк.Три века ждал, чтоб на её полях
Три против трёх вступили в бой кровавый;[1161]
От скорби жён сабинских до печали
Лукреции, в соседях сея страх;[1162]
На Бренна и на Пирра[1163]
и подрядВластителей и веча покоряли, —
И Деции, и Фабии[1165]
доныне