Прославлены, и я почтить их рад.
Вслед Ганнибалу миновавших склон,
Откуда, По, ты держишь путь к равнине.[1166]
Повиты юной славой[1168]
и крушимаВершина, под которой ты рождён.[1169]
Когда свой облик твердь земле дала,[1170]
Им Цезарь овладел, по воле Рима.
Спроси волну Изары, Эры, Сенны[1172]
И всех долин, что Рона приняла.
И минув Рубикон[1173]
, — то был полет,Ни словом, ни пером не изреченный.
Затем к Дураццо; и в Фарсал вонзился,
Исторгнув стон у жарких Нильских вод;[1174]
Увидел вновь, и Гекторов курган,[1175]
И вновь, на горе Птолемею,[1176]
взвился.И вновь пошёл на запад ваш, где к брани
Опять взывали трубы помпеян.[1178]
Брут лает с Кассием в Аду,[1180]
скорбятПерузий с Мутиной, полны стенаний.[1181]
Дух Клеопатры, спасшейся напрасно,
Чтоб смерть ей дал змеиный чёрный яд.[1182]
Он подарил земле такой покой,
Что Янов храм был заперт повсечасно.[1184]
Свершил дотоле и свершил в грядущем
Для подданной ему страны земной, —
И ясным оком взглянем на него
При третьем кесаре,[1185]
его несущем.Ему внушила славный долг — сурово
Исполнить мщенье гнева своего.
Он с Титом вновь пошёл и отомстил
За отомщение греха былого.[1186]
Святую церковь, под его крылами
Великий Карл, разя, её укрыл.[1187]
Помянут мной,[1188]
суди об их делах,Первопричине всех несчастий с вами.
Для жёлтых лилий,[1189]
тот — себе присвоил;Чей хуже грех — не взвесишь на весах.
Особый стяг! А этот — не для тех,
Кто справедливость и его — раздвоил!
С их новым Карлом;[1190]
львы крупней ходили,А эти когти с них сдирали мех!
За грех отца; и люди пусть не ждут,
Что бог покинет герб свой ради лилий!
Тех душ, которые, стяжать желая
Хвалу и честь, несли усердный труд.
И верная дорога им чужда,
То к небу луч любви восходит, тая.
Нам по заслугам нашим воздаётся,
Не меньше и не больше никогда.
Живая Правда, что вовеки взор
К какому-либо злу не обернётся.
Различье высей в нашей жизни ясной —
Гармонией наполнило простор.
Сияет свет Ромео, чьи труды
Награждены неправдой столь ужасной.
Их происков; и тот вкусит мытарства,
Кому чужая доблесть злей беды.
Дал дочерям; а ведал этим всем
Ромео, скромный странник, враг коварства.
О нём, безвинном, он повёл дознанье;
Тот на десять представил пять и семь.[1192]
Знай только мир, что в сердце он таил,
За кусом кус прося на пропитанье, —
ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ
Superillustrans claritate tua
Felices ignes horum malacoth!"[1194]
И как она под свой напев поплыла,
Двойного света движа красоту.
И, словно стаю мчащихся огней,
Внезапное пространство их укрыло.
Твердил себе. — Ты, жаждой опалённый,
Скажи об этом госпоже твоей!"
Святыню чтить, я, голову клоня,
Поник, как человек в истоме сонной.
Сказала, улыбнувшись мне так чудно,
Что счастлив будешь посреди огня:
Ты тем смущён, что праведная месть
Быть может отомщённой правосудно.[1197]
А ты внимай, и то, чего не ведал,
В моих словах ты будешь рад обресть.
Связать свой произвол, себе на зло, —
Прокляв себя, он всех проклятью предал;
На долгие века во тьме растленной,
Пока господне Слово[1199]
не сошлоОтпавшую, оно слило с собой
Могуществом Любви неизреченной.
Была природа эта, с ним слитая,
Как в миг созданья, чистой и благой;