Тогда над ней смеяться не пристало.
Честь и позор влияний, может статься,
Он в долю правды направлял бы лук.[1129]
Пошёл почти весь мир, и так тогда
Юпитер, Марс, Меркурий стали зваться.[1130]
Гораздо меньше; с ним пребудешь здравым
И не собьёшься с моего следа.
Казаться может взору смертных, в том
Путь к вере, а не к ересям лукавым.
Глубины этой правды постижимы,
Твоё желанье утолю во всём.
Насильнику не помогал ничуть,
То эти души им не извинимы;
Она, как пламя, борется упорно,
Хотя б его сто раз насильно гнуть.
То вторит силе; так и эти вот,
Хоть в божий дом могли уйти повторно.
Когда Лаврентий[1132]
не встаёт с решёткиИли суровый Муций руку жжёт,[1133]
—Где их влекли, прошли бы сами вспять;
Но те примеры — редкие находки.
Исчез вопрос, который, возникая,
Тебе и дальше мог бы докучать.
И здесь тебе вовеки одному
Не выбраться; падёшь, изнемогая.
Слова святого никогда не лживы:
От Первой Правды не уйти ему.
Что дух Костанцы жаждал покрывал,
Моим же как бы противоречивы.
Что человек, пред чем-нибудь робея,
Свершает то, чего бы не желал;
Родителя, родную мать убил
И превратился, зла страшась, в злодея.
Насилье слито с волей,[1135]
и такогоНе извинить, кто этим прегрешил.
Но с ним мирится, ибо ей страшней
Стать жертвою чего-либо иного.
О чистой воле, той, что вне упрёка;
Я — о другой;[1136]
мы обе правы с ней".Который от верховий правды шёл;
Он обе жажды утолил глубоко.
Любимая Вселюбящего, светит,
Живит теплом и влагой ваш глагол.
Чтоб дар за дар воздать решился он;
Пусть тот, кто зрящ и властен, вам ответит.
Наш разум, если Правдой непреложной,
Вне коей правды нет, не озарён.
Едва дойдя; и он всегда дойдёт, —
Иначе все стремления ничтожны.
Росток сомненья; так природа властно
С холма на холм ведёт нас до высот.
Вас, госпожа, почтительно спросить
О том, что для меня ещё неясно.
Разрыв обета новыми делами
И груз их на весы к вам положить".
Огонь любви метнула на меня,
Что веки у меня поникли сами,
ПЕСНЬ ПЯТАЯ
И свет любви не по-земному льёт,
Так, что твой взор, не выдержав, трепещет,
Могущественность зренья и, вскрывая,
Во вскрытом благе движется вперёд.
В уме твоём зажёгся вечный свет,
Который любят, на него взирая.
То он всего лишь — восприятый ложно
Того же света отражённый след.
Обещанные заменить дела,
Чтобы душа почила бестревожно".
И продолжала слова ход священный,
Чтоб речь её непрерванной текла:
Его щедроте больше всех сродни
И для него же самый драгоценный, —
Разумные создания причастны,
Без исключенья все и лишь они.
Что значит дать обет, — конечно, там,
Где бог согласен, если мы согласны.
И этот клад,[1137]
такой, как я сказала,Себя ему приносит в жертву сам.
А в отданном ты больше не волен,
И жертвовать чужое — не пристало.
Но так как церковь знает разрешенья,[1138]
С чем как бы спорит сказанный закон,
Кусок, который съел ты, был тугим
И требует подмоги для сваренья.
И в нём замкни их; исчезает вскоре
То, что, услышав, мы не затвердим.
Подобных жертв: одну мы видим в том,
Чем жертвуют; другую — в договоре.
Пока не выполнен, как изъяснялось
Уже и выше точным языком.
Ты помнишь, — жертвовать из своего,
Хоть жертва иногда и заменялась.
Бывает и таким, что есть пределы,