Божественная комедия

⁴⁹ Пиккарду[1112] ты узнаешь, несомненно.

      Среди блаженных этих вкруг меня

      Я в самой медленной из сфер блаженна.

⁵² Желанья наши, нас воспламеня

      Служеньем воле духа пресвятого,

      Ликуют здесь, его завет храня.

⁵⁵ И наш удел, столь низменней иного,

      Нам дан за то, что нами был забыт

      Земной обет и не блюлся сурово".

⁵⁸ И я на то: "Ваш небывалый вид

      Блистает так божественно и чудно,

      Что он с начальным обликом не слит.

⁶¹ Здесь память мне могла служить лишь скудно;

      Но помощь мне твои слова несут,

      И мне узнать тебя теперь нетрудно.

⁶⁴ Но расскажи: вы все, кто счастлив тут,

      Взыскуете ли высшего предела,

      Где больший кругозор и дружба ждут?"

⁶⁷ С другими улыбаясь, тень глядела

      И, радостно откликнувшись потом,

      Как бы любовью первой пламенела:[1113]

⁷⁰ "Брат, нашу волю утолил во всём

      Закон любви, лишь то желать велящей,

      Что есть у нас, не мысля об ином.

⁷³ Когда б мы славы восхотели вящей,

      Пришлось бы нашу волю разлучить

      С верховной волей, нас внизу держащей, —

⁷⁶ Чего не может в этих сферах быть,

      Раз пребывать в любви для нас necesse[1114]

      И если смысл её установить.

⁷⁹ Ведь тем-то и блаженно наше esse,[1115]

      Что божья воля руководит им

      И наша с нею не в противовесе.

⁸² И так как в этом царстве мы стоим

      По ступеням, то счастливы народы

      И царь, чью волю вольно мы вершим;

⁸⁵ Она — наш мир; она — морские воды,

      Куда течёт всё, что творит она,

      И всё, что создано трудом природы".

⁸⁸ Тут я постиг, что всякая страна

      На небе — Рай, хоть в разной мере, ибо

      Неравно милостью орошена.

⁹¹ Но как, из блюд вкусив какого-либо,

      Мы следующих просим иногда,

      За съеденное говоря спасибо,

⁹⁴ Так поступил и молвил я тогда,

      Дабы услышать, на какой же ткани

      Её челнок не довершил труда.

⁹⁷ "Жену высокой жизни и деяний,[1116] —

      Она в ответ, — покоит вышний град.

      Те, кто её не бросил одеяний,

¹⁰⁰ До самой смерти бодрствуют и спят

       Близ жениха, который всем обетам,

       Ему с любовью принесённым, рад.

¹⁰³ Я, вслед за ней, наскучив рано светом,

       В её одежды тело облекла,

       Быть верной обещав её заветам.

¹⁰⁶ Но люди, в жажде не добра, а зла,

       Меня лишили тихой сени веры,

       И знает бог, чем жизнь моя была.

¹⁰⁹ А этот блеск, как бы превыше меры,

       Что вправо от меня тебе предстал,

       Пылая всем сияньем нашей сферы,

¹¹² Внимая мне, и о себе внимал:

       С её чела, как и со мной то было,

       Сорвали тень священных покрывал.

¹¹⁵ Когда её вернула миру сила,

       В обиду ей и оскорбив алтарь, —

       Она покровов сердца не сложила.

¹¹⁸ То свет Костанцы, столь великой встарь,

       Кем от второго вихря, к свевской славе,

       Рождён был третий вихрь, последний царь".[1117]

¹²¹ Так молвила, потом запела "Ave,

       Maria",[1118] исчезая под напев,

       Как тонет груз и словно тает въяве.

¹²⁴ Мой взор, вослед ей пристально смотрев,

       Насколько можно было, с ней простился,

       И, к цели больших дум его воздев,

¹²⁷ Я к Беатриче снова обратился;

       Но мне она в глаза сверкнула так,

       Что взгляд сперва, не выдержав, смутился;

¹³⁰ И новый мой вопрос замедлил шаг.

ПЕСНЬ ЧЕТВЁРТАЯ

Первое небо — Луна (продолжение)

¹ Меж двух равно манящих явств, свободный

     В их выборе к зубам бы не поднёс

     Ни одного и умер бы голодный;

⁴ Так агнец медлил бы меж двух угроз

     Прожорливых волков, равно страшимый;

     Так медлил бы меж двух оленей пёс.

⁷ И то, что я молчал, равно томимый

     Сомненьями, счесть ни добром, ни злом

     Нельзя, раз это путь необходимый.

¹⁰ Так я молчал; но на лице моем

      Желанье, как и сам вопрос, сквозило

      Жарчей, чем сказанное языком.

¹³ Но Беатриче, вроде Даниила,

      Кем был смирен Навуходоносор,

      Когда его свирепость ослепила,[1119]

¹⁶ Сказала: "Вижу, что возник раздор

      В твоих желаньях, и, теснясь в неволе,

      Раздумья тщетно рвутся на простор.

¹⁹ Ты мыслишь: "Раз я стоек в доброй воле,

      То как насилье нанесёт урон

      Моей заслуге хоть в малейшей доле?"

²² Ещё и тем сомненьем ты смущён,

      Не взносятся ли души в самом деле

      Обратно к звёздам, как учил Платон.[1120]

²⁵ По-равному твоё стесняют velle[1121]

      Вопросы эти; обращаясь к ним,

      Сперва коснусь того, чей яд тяжеле.

²⁸ Всех глубже вбожествленный[1122] серафим

      И Моисей и Самуил пророки

      Иль Иоанн, — он может быть любым,[1123] —

³¹ Мария — твердью все равновысоки

      Тем духам,[1124] что тебе являлись тут,

      И бытия их не иные сроки;[1125]

³⁴ Все красят первый круг[1126] и там живут

      В неравной неге, ибо в разной мере

      Предвечных уст они дыханье пьют.

³⁷ И здесь они предстали не как в сфере,

      Для них назначенной, а чтоб явить

      Разностепенность высшей на примере.

⁴⁰ Так с вашей мыслью должно говорить,

      Лишь в ощутимом черплющей познанье,

      Чтоб разуму затем его вручить.

⁴³ К природе вашей снисходя, Писанье

      О божией деснице говорит

      И о стопах, вводя иносказанье;

⁴⁶ И Гавриила в человечий вид,

      И Михаила церковь облекает,

      Как и того, кем исцелён Товит.[1127]

⁴⁹ То, что Тимей[1128] о душах утверждает,

      Несходно с тем, что здесь дано узнать,

      Затем что он как будто впрямь считает,

⁵² Что всякая душа взойдёт опять

      К своей звезде, с которой связь порвала,

      Ниспосланная тело оживлять.

⁵⁵ Но может быть — здесь мысль походит мало

      На то, что выразил словесный звук;