Божественные игры (СИ)

Аннабет будит меня посреди ночи. Перед этим мне снилось что-то малоприятное, и я, распахнув глаза, не сразу понимаю, что вокруг происходит. Но её голос успокаивает меня и одновременно возвращает в ненавистную реальность. Кутаясь в плащ ― не столько даже от холода, сколько от неуютной обстановки ― и вглядываясь в беспросветную темень, я становлюсь на дежурство. Но остатки муторного сна не спешат покидать меня. Я уже не в первый раз стою ночью на дежурстве, но сегодня мне особенно не по себе. Вокруг царит гробовая тишина, и вдобавок луна, наша верная союзница, скрылась за набежавшими тучами. Общую картину мрачности довершает моё воображение: так и кажется, что за нами кто-то неусыпно следит, дожидаясь лишь удобного случая подкрасться сзади…

Я стараюсь не зацикливаться на своих страхах, но у меня мало что получается: плохие мысли всё равно лезут в голову. Может, это из-за смерти Талии ― первой смерти, представшей передо мной во всём своём ужасающем виде? Я обхватываю голову руками, мне хочется вырвать из неё сводящие с ума воспоминания. За что мне это?! Как такое вообще могло случиться, что все мы оказались здесь? Половина трибутов уже мертва, остальные только ждут своей очереди, и всё ради чего?! Разве мы желаем друг другу смерти? Нет, конечно же, нет!

Сам не зная, что творю, я хватаю меч, быстрым шагом отхожу в сторону и обрушиваю на ни в чём не повинное дерево удар. Один, второй, третий… Поначалу я бью потихоньку, боясь наделать шуму, но с каждым разом удары набирают силу. Мне хочется закричать в голос, чтобы выпустить скопившуюся боль, но я не могу себе этого позволить, и меня это только распаляет.

Проснувшаяся или ещё даже не успевшая уснуть Аннабет подбегает ко мне и пытается остановить.

― Перси, перестань! Да что с тобой?! ― её голос не на шутку взволнован.

― Проклятые Игры! Ненавижу! Ни их, ни того, кто всё это придумал! ― я ударяю напоследок в дерево кулаком, после чего, разом выдохнувшись, безвольно опускаюсь на землю.

Аннабет садится со мной рядом. Она скользит по мне сочувствующим взглядом, не зная, чем мне помочь.

― Мы с Талией давно знали друг друга, ещё до того, как попали в лагерь, ― неожиданно начинает рассказывать Аннабет. ― Она была моей единственной подругой. В лагере мало кто об этом догадывался, да мы и не стремились афишировать свою дружбу. Но я знала Талию лучше, чем кто-либо, и она тоже… знала меня.

Я удивлённо поворачиваюсь.

― Ты никогда не говорила об этом…

― Да, я не люблю рассказывать о своём прошлом… Мой отец никогда не хотел такого «ненормального» ребёнка, как я. Но полубоги должны воспитываться своими родителями людьми. Позднее у отца появилась жена и нормальные дети. Он даже не скрывал, что я для него обуза. Тогда я решила сбежать, и Талия пошла со мной. Вскоре нас нашли сатиры и привели в лагерь.

Я целиком сосредотачиваюсь на разговоре и сразу забываю о своей вспышке гнева. Тихая грусть Аннабет, подобно волне, смыла из моей души всю злость.

― Значит, ты хотела как лучше, а получилось только ещё хуже?

― Так получилось бы в любом случае. Но я никогда не жалела, что ушла из дому.

Откровения Аннабет заставляют меня задуматься. Мне становится стыдно за свои неконтролируемые эмоции. У меня хотя бы было счастливое детство, любящая и заботливая мама, а у неё… Аннабет сейчас гораздо хуже, и я не должен вести себя так эгоистично.

Разговор сам собой умолкает: слова сожаления выглядели бы сейчас бессмысленными и ненужными, мы просто находим утешение в присутствии друг друга. Но, кажется, мы всё-таки засиделись: как бы слегка убаюканная грусть не перешла в уныние. Я поднимаюсь и протягиваю руку Аннабет, которую она охотно принимает. Так, взявшись за руки, мы возвращаемся к изначальному месту нашей стоянки. И мне абсолютно наплевать на то, как мы сейчас смотримся. Что действительно важно, так это дать почувствовать Аннабет, что она не сама в этой жестокой схватке со Смертью.

Покинутое дерево, хранящее следы моей ненависти, остаётся позади.

На следующее утро мы поднимаемся довольно поздно: спешить ведь по сути некуда, и к тому же кто спит, тот есть не хочет. Но зато мы в кои-то веки более-менее нормально выспались.

― Ну что, идём? ― после скудного завтрака я подхожу к Аннабет, сидящей по-турецки на земле и перебирающей наши запасы.

― Куда? ― девушка на минуту прекращает своё занятие и поднимает на меня заинтересованный взгляд.

Я пожимаю плечами так непринуждённо, словно мы только что вышли на прогулку, а не торчим на арене вот уже который день, находясь в постоянной смертельной опасности.

― Куда-нибудь.

Аннабет недоверчиво смотрит на меня, но потом одним движением застёгивает молнию рюкзака и с моей помощью встаёт с земли.

― Идём.