Божественный лик Византии

Но никогда, ни при каких обстоятельствах ни один царь не пытался использовать свои возможности для поправки расстроенного бюджета императорской семьи. Доказательство этому – исторические факты, которые красноречивее любых слов. Святой Константин XI не имел средств, чтобы прибыть в столицу и принять власть положенным способом. А потому, презрев стыд, был вынужден просить у каталонцев судно для поездки. Безвозмездно, разумеется[1520]. О злоключениях Иоанна V с кредиторами уже говорилось выше.

Не удивительно поэтому, что, несмотря на все более обнаруживающуюся слабость власти, императоры «византийской осени» сохраняли неизменным свой высочайший статус и авторитет в глазах сограждан и вовне. Задолго до освобождения Константинополя, в 1219 г., Венецианский подеста, будущий дож Джакомо Тьеполо (1229—1249) заключил с Феодором I Ласкарисом торговый договор, в котором Никейский царь именовался «Римским императором»[1521]. Такие факты многого стоят.

А вот красноречивое письмо, написанное монахами Афона Михаилу VIII: «Державнейший, боговенчанный, боговозвеличенный святый наш владыка. Бог, украсив тебя императорской властью, прежде всего увенчал тебя светлым, как день, богосплетенным венцом православной веры. Ибо знает Господь людей своих и “кого предузнал”, того и счел справедливым избрать. И его Бог превознес на великую высоту славы и владычества и показал царем на земле, царствующего по высшей воле благоубедительно, то есть всеблагочестиво и боголюбезнейше. Послушай, царь святый, ибо ты радуешься, слыша, и судишь судами прямыми и справедливыми, руководствуясь божественными установлениями»[1522].

Когда однажды Иосиф I, уже оставивший по старости престол, написал Михаилу VIII послание, в котором упустил в титулатуре императора слово «святой», это вызвало бурную негативную реакцию. «Не считает ли меня Иосиф недостойным святости?» – вопрошал василевс. Не только царь, но и архиереи обратились к экспатриарху за разъяснениями, и тот долго объяснялся, что произошла ошибка переписчикамонаха. В качестве доказательства он демонстрировал черновик письма к императору, где присутствовала вся титулатура без изъятия.

Даже ненавидевший св. Мануила II султан Баязед I (1389—1402) както сказал о нем: «Всякий, кто не знает, что он царь, сказал бы по одному виду, что он царь»[1523]. Султан был не одинок в своем восхищении святым царем – многолетняя поездка св. Мануила II по странам Западной Европы наглядно показала, что попрежнему означал для христианского мира император Византии. Когда 3 июня 1400 г. император въехал на Шарантонский мост, его встречал Французский король Карл VI (1380—1422) со свитой, канцлер, президенты обеих палат Парижского парламента в сопровождении 500 депутатов, три кардинала и 2 тыс. конных парижан[1524].

Не меньших оваций удостоился и император Иоанн VIII, посетивший Венецию в ходе проведения ФеррароФлорентийского собора. В воскресенье, 9 февраля 1438 г., к нему на корабль прибыл дож в парадных одеждах на судне, украшенном золотом. За ним следовало 12 судов, отделанных чуть скромнее, а затем – триера, предназначенная для Римского царя. Все моряки были одеты в специально пошитые костюмы с гермами Республики, а рыцари в великолепных доспехах держали штандарты с гербами Палеологов. Трубили трубы, и толпы зевак заполнили собой все побережье. Дож приблизился к императорской триере, взошел и поклонился василевсу. А когда Иоанн VIII передвигался по городу, гром труб и радостные крики тысяч венецианцев приветствовали его на всем пути следования.

Хотя Константинопольский патриарх являл все более мощную и почти самодостаточную фигуру в Восточной церкви, это не означало, что культ императора – дефензора Церкви и главы церковного управления девальвировался. И древние обязанности царя по обеспечению благочестия в Церкви и охранению веры с него никто не снимал. Слова Иоанна VIII Палеолога о роли царя в управлении Церковью, имеют, без всякого сомнения, общепризнанный характер: «Я являюсь защитником Церкви. Дело защитника Церкви состоит из двух вещей: первое – хранить и защищать догматы Церкви и предоставлять свободу тем, кто хочет говорить в их пользу, а также высмеивать и удерживать любящих споры и враждебным образом противоречащих. Второе – удерживать и сохранять всех наших в единомыслии, чтобы все были согласны в едином произволении и едином помышлении»[1525].

Еще в XI веке греческий историк давал следующее определение Вселенского Собора: «Соборы называются Вселенскими потому, что на них императорскими повелениями приглашались епископы всей Римской империи»[1526]. Но и в XIV—XV вв. никто не сомневался, что именно император вправе созвать новый Вселенский Собор. Когда это попытался сделать Римский папа, он тут же получил отповедь от Феодора II Ласкариса.