Поэтому и нет оснований много говорить об этом. Однако можно было это заключить и по некоторым фактам. Например, в воскресенье он уж никуда не поедет, хотя бы другие это сделали по требованию обстоятельств. Потом: он всегда любил говорить о «чудесном» — то есть о Божием. Всегда искал каких-нибудь «святых» — живых. Иногда и ошибался в этом, но был искренен в этом искании. Каялся в ошибках и старался потом исправить[279]
.А главное, вся жизнь его была в Боге.
Конечно, жизнь всякого человека, — особенно же монаха, да еще подвижника, — сложная вещь. Но ведь и в житиях рассказывается о святых не все, а назидательное или чудесное. Однако все они были молитвенниками; и даже — прежде и больше всего.
Что такое монах? Святые отцы отвечают кратко: Бог да он. И это истинно. Ведь монашество имеет своею целью — главным образом — общение с Богом, а это есть вообще — христианская цель.
И совершенно правильно сказал один русский писатель: «Монашество — это роза на груди христианства».
И конечно, такой человек, как отец Феофан, должен был быть молитвенником. И он им был. Но только о своей внутренней жизни очень мало открывал.
Однако кое-что можно передать на память потомкам.
Обыкновенно — или нередко, — мы, обычные люди, сначала по рукоположении бываем горячи к правилам пред Причащением, но потом мало-помалу охладеваем и опускаем их, или — в лучшем случае — сокращаем. Он же правила вычитывал всегда, ежедневно: то есть каноны Спасителю, Божией Матери, Ангелу хранителю. Про акафисты не знаю, но — вероятно. И мне известно, что одна книга — правильник — от употребления истрепалась; он приобрел — другую, и так далее.
В исполнении этих правил он был так тверд, что если почему-либо не мог вычитать их стоя, то становился на колена. А иногда — и лежа, пред иконами, читал; особенно, когда у него была болезнь (на теле, на спине были громадные карбункулы).
И всё же не оставлял правил!
«Творил» — ли он известную Иисусову молитву, я не знаю. Но прекрасно, — как никто другой на свете, — зная святоотеческую литературу, он, конечно, знал и об Иисусовой молитве. Как же он «творил» ее, — это его тайна.
Во всяком случае, он старался быть непрестанно в Боге: а это — тоже вид «непрестанной молитвы». Но другие мне говорили, что он «творил» ее и даже других ей учил.
А что это так, можно заключить из необычных фактов: он нередко пел или литургию или одно «Верую». Пел так громко, как никто не ожидал бы от него! Я всего лишь один раз слышал, как он напевал мне тихо, — но совершенно правильно, — один напев богослужебный, — чтобы я провел его в жизнь (я одно время был регентом академического правого хора, а потом любил больше левый). Но другие, кажется, никогда этого не слышали наяву. Но ночное его пение «Верую» я сам слышал через дверь между нами. Тогда я должен был стучать ему (по соглашению об этом), чтобы он прекратил пение.
Когда он ехал в поезде, то старался не засыпать, — чтобы громким пением своим не будить пассажиров: это он сам рассказывал.
Следовательно, молитва в нем действовала и во время сна. Вспоминаются мне слова из «Песни песней»:
Однажды я ночевал в гостинице рядом с епископом, и он спал, а говорил медленно — «Господи, помилуй». Когда брал воздух в себя, то шептал «Гос-спо-ди», а когда выдыхал, то произносил — «поми-и-л-луй»... Он давно умер...
Но епископ Феофан делал это — и чаще, и громче, и — всю литургию. В одном месте прислуга подслушивала тайно это ночное пение его...
Известно, что в «Добротолюбии»[280]
есть несколько таких «сотниц» — у разных святых: 153 главы у святого Нила Синайского; сто «увещательных глав» у преподобного Иоанна Карпафийского; первая и вторая «деятельных глав» сотница, а третья — «умозрительных глав» сотница преподобного Никиты Стифата; главы о молитве святого Григория Паламы. Вероятно, подобно им написал «Сотницу глав о молитве» и епископ Феофан. Вопреки своему обычаю хранить духовную жизнь свою в тайне, он прочитал ее мне и некоему другому человеку.К сожалению, я ничего не вспоминаю из нее. Но только осталось общее впечатление, что молитва очень действенна в бедах и скорбях наших: молитва привлекает милость Божию, молитва отгоняет бесов; молитва просвещает разум и так далее.
Эта сотница молитв сама по себе свидетельствует о вере епископа Феофана и силе молитвы. Не знаю, сохранилась ли она где-либо?
На будничных богослужениях в академии он всегда становился в алтаре, на правой стороне, за шкафом с облачением. И там молился незаметно. Очевидно, он не хотел, чтобы кто-нибудь наблюдал его молитву, помня слова Господа: