Брачная афера Ривотта Мадсона

Рептилия заревела и не двинулась с места. Гортензия поморщилась и сжала ее волю в тонкий жгут. Как вожак, желающий доказать чужому сильному животному, что тот не имеет никаких шансов на власть. Драконица подчинилась и, тяжело ступая, оставила беспомощного детеныша. Душой Теззи завладело беспокойство самки. Сердце сжалось в тоске и тревоге. Зачем незнакомец рядом с ее детенышем? Почему она должна спокойно наблюдать за этим издевательством?

Повезло! Все внимание драконицы было приковано к маленькому ящеру. Теззи обездвиживала ее и смотрела на Белдона ее глазами.

Деверь не мешкал. Знал, что удержать связь долго может и не получиться. Раскрыл чемоданчик, вынул оттуда тонкий нож и направился к детенышу. Достал из кармана три темные небольшие склянки. Склонился над малышом, точнее малышкой — у новорожденной были перепончатые отростки — и принялся за дело. Срезал с крыльев торчащие в каждом пересечении каркасных косточек роговые выступы, больше напоминающие кошачьи когти. Спрятал их в первую склянку. Полоснул ножом в районе промежности, самой незащищенной части тела ящера и подставил под рану вторую склянку, вероятно, намереваясь терпеливо накапать полную.

Рванулась самка, и Гортензия из последних сил запретила ей двигаться. Захотелось выть. Ее сладкую, еще не вставшую на лапы деточку истязает какой-то урод, а она ничего не может сделать. На глаза навернулись слезы, а в груди заныло так, что стало нечем дышать. Когда же это мучение прекратится?

Белдон невозмутимо запечатал вторую склянку и принялся скрести по шкуре новорожденной ножом: срезая верхний слой чешуек и шерсти, рачительно собирая их в третью склянку.

Душой драконицы завладела ярость, но Теззи удержала разгневанную мать. Силы на исходе, отдача будет ужасной, но склянки уже наполнились. Деверь снова залез в чемоданчик и достал оттуда драконюшное клеймо. Коробочку с пропитанной специальной кислотой губкой и крышкой с прорезями. Ящеры стоили баснословных денег, и заводчики клеймили их сразу после рождения. Раскаленный металл и угли не оставляли следов на шкуре, а кислота подходила идеально. Не ранила и держалась до конца жизни дракона.

Белдон прислонил ненадолго коробочку к брюху детеныша, и, прежде чем получить очередную порцию страданий, Гортензия успела разобрать рисунок — треугольник, вписанный в круг.

Самка заревела снова. Деверь кивнул, отступая вместе с чемоданчиком к выходу. Гортензия разрешила драконице подойти к детенышу, мысленно сжимаясь в предвкушении отдачи. Мамаша, будто кошка, начала облизывать новорожденную, и сердце заполнила радость: с ребенком все в порядке. Подтолкнула мордой, помогая встать на ноги, и повеселела на миг, а потом снова окунулась в мрачное беспокойство. Ящерочуткая поняла, что больше не может держать связь. Настал момент платить по счетам.

Подоспевший Белдон обнял ее за плечи, а Гортензия хватила ртом воздух, собирая частички сознания в вихрь. Позвала часть себя, с ужасом ожидая ее присоединения.

Тело ошпарило разгоряченным пространством, кожа зачесалась и покрылась трещинами, следом какой-то неведомый шельмец залил раны морской водой — и не осталось ничего, кроме жгучей боли. Захотелось кричать, но в этот раз даже на крик не хватало силы. А потом, истязая каменным спазмом, наружу полезли внутренности, и Теззи захрипела, теряя сознание.

Очнулась от духоты. Во рту пересохло и страшно хотелось пить. По спине стекала противная струйка пота, и нещадно чесалась влажная голова. Некоторое время Гортензия сидела с закрытыми глазами, покачиваясь в такт движениям кареты и прислушиваясь к себе. Пыталась разобраться, сотворил ли Белдон что-нибудь мерзкое, пока она была без сознания, или не решился. Не почуяв ничего неладного, открыла глаза. Повязки не было, но окна закрыли плотными темными шторами.

— Куда мы едем? — поинтересовалась у сидящего напротив Стрихноса. Каждое слово давалось с трудом, словно прижаривая горло чем-то шершавым. В карете пахло сыростью, застарелым потом и больше всего на свете хотелось открыть окно.

Слуга ухмыльнулся и протянул ей свежий платок. Гортензия послушно вытерла кровь под носом. Усмехнулась, отмечая, что рот тоже болит. Вот ведь драконий помет! Большинство увечий после разрыва связи лишь мерещились, но тело приходило в себя так тяжело, будто по крайней мере треть из них была настоящей.

— К вам домой, госпожа Гори, — невозмутимо ответил слуга. Он видывал ее и в более плачевном состоянии. — Господин Белдон велел передать вам, что хочет, чтобы ваш муженек узрел все прелести супруги.

— Хорошо, — с облегчением выдохнула Гортензия. — Передайте господину Белдону мою искреннюю благодарность.

Устало прикрыла глаза и прислонилась щекой к стенке кареты. Как всегда после вылазки Белдона, ныла каждая мышца, скручивало болезненным узлом живот и на грудь давило что-то вроде тяжелого камня. Страшным неотвратимым проклятьем мешало дышать и навевало мысли о смерти. Дня через три все пройдет, но сейчас, как обычно, хотелось выть, а сил не было даже на это.