Брайтон-Бич опера

— А это значит, что если бы они в башни эти повыше врезались, — говорит Алик, — то только верхние этажи бы и снесли. А так довольно точно, похоже, рассчитали. Калькулятором, наверное, запаслись. В общем, в сухом остатке что у нас получается? Какие-то бедуины, оказывается, могут одновременно стибрить несколько «Боингов», отключить многоэшелонную систему противовоздушной обороны США, уйти от истребителей (которыми, заметь, не погонщики верблюдов управляют, а профессионалы высочайшего класса), без связи с диспетчерами и без компьютерных программ автопилота выйти на цели в других городах и, точно рассчитав время так, чтобы СиЭнЭн успело нодтянуться, успешно выполняют боевые задачи, посильные, может быть, только для асов, которые годами тренируются и сотни часов налетать должны, прежде чем им самостоятельно штурвал крутить позволят.

— Ну хорошо, — говорю я. — Значит, ты думаешь, что это не мусульмане?

— Почему не мусульмане? — говорит Алик. — Может, и мусульмане. Только мусульманин мусульманину рознь. Босняки вон тоже мусульмане, а им Косово подарили. Тут дело, похоже, в том, что крайними надо было именно арабов назначить.

— Зачем? — говорю я.

— Шут его знает, — говорит Алик. — Знаешь, как говорится, если звезды зажигают… И вообще, если мы всё-таки усомнимся, что бедуины на такие штуки способны, то тут ещё один вопрос возникает. Не только «зачем?», но и «кто?».

— Ну и кто же? — говорю я.

— Мне не докладывали, — говорит Алик. — Эксперты, правда, утверждают, что операцию такого масштаба под силу только спецслужбам провернуть. Вот и смотри сам: после того как КГБ разгромили и всё оперативники Гусинского с Березовским охранять ломанулись, какие ещё спецслужбы на свете остались?

— Ну, не сами же они свои небоскрёбы взорвали? — говорю я уже в полном отчаянии.

— Нет, конечно, — говорит Алик. — Сами они на такие злодеяния не способны.

— Ну и кто же тогда? — говорю я.

— Не знаю, — говорит Алик. — Какие ещё спецслужбы есть, которым выгодно было бы Соединенные Штаты на арабов натравить? И которые организационно, технически и идеологически достаточно оснащены, чтобы всё это подготовить. Какие?

Ответить на этот кажущийся мне совершенно риторическим вопрос я не успеваю, потому что в разговор неожиданно вмешивается Илья.

— Интересно у тебя, Алик, получается, — говорит он. — Столько всего ты знаешь, столько всего проанализировал, а как до самой сути доходит, сразу не знаешь.

— Понимаетть, — говорит Алик, — я с годами пришел к выводу, что это самая лучшая позиция. Мне достаточно в Совке мозги промывали, чтобы я кому-то теперь верить мог. Все ведь врут. Каждый свои интересы преследует. кто-то хочет войска в новом регионе разместить, кому-то нефть чересчур дорогой кажется, кто-то под шумок этот мегатонный счёты с конкурентами сводит. Как я, сирый и убогий, могу в этом разобраться? По-моему, любой нормальный интеллигентный человек вслед за Сократом может — и даже обязан — повторить: «Я знаю только то, что я ничего не знаю». Разве нет?

— Глупо получается, — говорит Илья. — Зачем ты тогда вообще думаешь об этом?

— Интересно мне, — говорит Алик. — Но это не значит, что я что-то окончательное миру объявить могу. Сколько уже мы слышали такого. Сначала про светлое будущее всего человечества. Потом про демократию и свободный рынок. Тоже лажа какая-то гнилая оказалась. Так что остается-то? Да и кто я такой, чтобы утверждать, что мне открыт смысл истории?

— Ну, со смыслом истории всё как раз понятно, — говорит Илья. — Я ещё в Москве как-то работу на эту тему написал и теперь с ужасом смотрю, как всё, что я там предсказал, сбывается потихоньку.

— Что именно? — говорю я.

— Ну, я тогда новый метод исторического прогнозирования предложил, — говорит Илья, — и очень условно назвал его ретроспективным.

— Ретроспективное прогнозирование — это оригинально, — говорит Алик. — Может, выпьем ещё?

— Перестань, — говорю я. — Дай человеку договорить. Интересно же.

— Я же сказал, что «ретроспективное» — это условное название. Просто финальный результат истории — он ведь известен. Он во всех религиях примерно одинаково описан и повсюду с небольшими вариациями представлен как конец света. Полный Армагеддон.

— Ты разве верующий? — удивлятось я.

— Смотря что верой называть, — говорит Илья. — Знаешь, как говорят, в окопах атеистов не бывает? Так вот, у меня сейчас именно такое ощущение.

— Какое? — говорю я.

— Ну хорошо, — говорит Илья. — Давай чисто гипотетически христианскую версию дальнейшего развития событий возьмём. Как наиболее всем нам известную и понятную. В Апокалипсисе, как известно, описан приход и воцарение на Земле антихриста, которому должны поклониться всё народы. Эту конечную точку мы берем за отправную и начинаем раскручивать историю в обратном направленни, чтобы понять, какие события должны произойти, какие условия должны быть соблюдены для того, чтобы данный результат стал возможным.

— И какие же? — говорит Алик.