— То есть как раз всё те науки, в которых ты являешься особенно крупным специалистом, — говорит Татьяна. — Большое дерзновение имеешь.
— Я знаю, — говорю я. — Я и сам тут недавно подумал, что уже сороковник разменял, а жить толком не научился. Страшно, конечно, но что же делать — теперь других пойду учить. Зарплата там нормальная, все страховки, два месяца отпуска летом.
— А правду говорят, здесь учиться легче? — говорит Саша.
— Конечно, легче, — говорит Надюхина дочка Катя — она, как выяснилось, так же как и Сашка, в моем классе будет. — На дом задают много, но всё ерунду такую.
— Что вы последнее по литературе проходили? — говорю я.
— «Гекльберри Финна», — говорит Катя.
— В одиннадцатом классе? — удивляется Татьяна.
— Да, — отвечает за дочку Надя. — Причем в адантированном варианте. А что задавали в связи с этим — Кать, расскажи.
— Ну, картиику нарисовать какую-нибудь, — говорит Катя. — Проиллюстрировать какую-нибудь сцену.
— Кошмар, — говорит Татьяна. — Ужас.
— Почему кошмар? — говорю я. — Книжка-то хорошая. Про дружбу между представителями разных рас, а это очень актуально сегодня…
— Вот поэтому-то всё и пытаются детей по каким-нибудь кружкам пристроить, — резко перебивает меня Надя, бросив в мою сторону быстрый и какой-то непонятный взгляд. — Музыка, рисование, шахматы. Репетиторов нанимают по всем предметам. Всё что угодно, лишь бы не ограничиваться школой. Иначе ведь вырастет ребенок дебилом.
— Не выдумывай, — говорю я. — все вон школы заканчивают, в институты нормальные поступают, работают потом. Никаких катастроф я не наблюдаю.
— Наблюдательный ты наш, — ласково говорит Татьяна.
— Я иногда начинаю думать, что они специально это делают, — говорит Надя.
— Что именно? — говорю я.
— Дебилов выращивают, — говорит Надя. — Это же пародия на образование какая-то. Гуманитарные предметы — это полный караул. Да и всё остальное — тоже. Физика, химия, биология, география, астрономия — всё, что мы изучали годами, у них объединено в один предмет под названием «Science». По одному году на каждую из этих наук — и вперёд. Ну как можно всю физику за один год изучить? А то, что это специально делается, я уверена. Дети из богатых семей в общественные школы всё равно не ходят, а простому народу знания, считается, не нужны. Необразованными, дремучими дураками управлять-то, поди, легче будет.
— Не знаю, не знаю, — говорю я. — Во всех предвыборных кампаниях столько внимания системе образования уделяется.
— Ну ты сам подумай, — говорит Надя. — Самая богатая страна на свете, которая главную мировую валюту сама печатает, и не может такую простую проблему решить?
— А как её решить-то? — говорю я.
— Да очень просто, — говорит Надя. — Платить учителям надо такую зарплату, чтобы работать в школы шли не неудачники всякие, которые ни на что другое всё равно ие способиы, а толковые, талантливые люди. На войну вон сотни миллиардов гробят, а учителю платят триднать тысяч в год. Половину от того, что начинающий программист получает.
— Намек понял, — говорю я. — Ho сегодня, когда всё программисты без работы сидят, и это неплохо.
Тут в комнату входит старший Илюшии сын Дима и говорит:
— Дядя Лёша, там девушка какая-то пришла, Игоря спрашиваст. А его дома нет. Говорит, что она жена его. Ваша помощь требуется. — Он замолкает, а поймав мой вопросительный взгляд, говорит: — Ну, русский у неё на уровне моего английского.
— Саманта Уилби, — говорит поджидающая нас с Димой в соседней комнате молодая девушка, протягивая мне руку. — Я ищу Игоря Леваева.
— Его сейчас нет, — говорю я. — А вы ему кем приходитесь?
— Я его жена, — говорит она. — Но я ничего не понимаю, что происходит. Он даже не позвонил мне, когда приехал. Я и этот-то адрес с трудом нашла, через друга его в Москве.
— Так вы в Москве познакомились? — говорю я, чтобы что-нибудь сказать.
— Да, — говорит она. — Я там по контракту работала. А у него какие-то неприятности были. Крупные вроде бы. Год почти скрывался от кого-то. А теперь и с друзьями своими тоже расплевался. Так вот, друг его этот мне и сказал, что брак наш с Игорем не настоящий. Что Игорь вообще женился на мне только ради того, чтобы в Америку попасть.
— Бывает, — говорю я.
— И ещё он сказал, что Игорь сюда отомстить приехал, — говорит она.
— Кому? — говорю я.
— Девушке какой-то, которая его не дождалась и сюда уехала, — говорит она. — Найти её и убить.
— Прямо так сразу и убить? — говорю я. — Он, конечно, странный немного, но всё-таки не похож на человека, который убить может.
— А вы его давно знаете? — говорит она.
— Достаточно давно, — говорю я.
— Сколько? — говорит она.
— Ну, месяца полтора-два, — говорю я.
Саманта смотрит на меня, и её губы медленно складываются в ироническую улыбку.
ПЕРВАЯ ГОДОВЩИНА
— Не могу поверить, что год прошел, — говорю я. — Помню всё так, как будто вчера это было. Что на завтрак сегодня ел — уже забыл, а это помню.
— Все помнят, — говорит Алик. — Это теперь такой день будет, как убийство Кеннеди. Люди годами будут друг другу рассказывать, что они 11 сентября 2001 года делали, где были, как обо всем узнали…