Брайтон-Бич опера

— Я проспал все, конечно, — говорю я. — Меня Татьяна разбудила уже около двенадцати и говорит: «Вставай, сбылась мечта идиота. Весь мир жужжит, а ты спишь». А у нас ведь телевизора нет. То есть как предмет он, конечно, есть, но ни одного канала не принимает. Мы только видео по нему смотрим. Значит, нам только радио оставалось и Интернет. А там такая неразбериха царила. Столько сообщений было, которые исчезли потом. Может, не подтвердились, а может, вообще по ошибке попали. Тогда ведь разобраться трудно было.

— В чём разобраться? — говорит Илья, в постепенно обрастающей подробностями быта квартире которого мы все и сидим. Как-то так получается в последнее время, что чаще всего мы у него стали собираться. Алик одинокий теперь — к нему не пойдешь, там с едой, как в Бангладеш, ситуация. У нас тоже нельзя, потому что Татьяна к выставке готовится и на все светские приемы наложен мораторий. Малинины заняты вечно — то с «Эдемом» своим, то с Катей, о которой вообще особый разговор. А к Зарецким можно было бы пойти, но не хочется почему-то. Вот и выходит, что, кроме моего кузена с его женой Ниной, нам и податься некуда. У них же, несмотря на некоторую неустроенность, характерную для только недавно приехавших людей, мы чувствуем себя довольно уютно. К тому же и молодёжи полно, а с ней всё-таки поинтереснее.

— Да во всём, — говорю я. — Это же вторник был. А «Еврейский базар» в четверг выходит. Чтобы газета утром в магазины попала, се надо в среду вечером в типографию отправить. Номер, конечно, заранее всегда планируется, но какие могут быть планы, когда тут такое событие произошло? И материалов море. Одни одно пишут, другие — другое. Плюс у нас же газета еженедельная, её так надо сделать, чтобы она не теряла актуальности. Неизвестно ведь, когда человек её купит. Хорошо, если в первый день или два, а если в воскресенье или в понедельник? Что же ему, устаревшие новости читать?

— Еженедельникам ние надо гнаться за сиюминутностью, — говорит Илья. — Они должны общий анализ давать.

— В принципе ты прав, конечно, — говорю я. — Но не в таких случаях, как тогда. Слишком крупное событие всё-таки.

— Ну хорошо, — говорит Алик. — С тех пор год уже прошел. Сейчаето ты что обо всём этом думаешь?

— В смысле? — говорю я.

— В прямом, — говорит Алик. — Кто всё это сделал-то?

— Бен Ладен, конечно, — говорю я. — Кто же ещё ?

— А зачем ему это было нужно ? — говорит Алик.

— Как это зачем ? — говорю я. — Зачем террористы теракты совершают? Из злобы и человеконенавистничества. Они ненавидят свободу и завидуют нашему образу жизни.

— А почему он тогда не признается? — говорит Алик.

— Что значит «не признается»? — говорю я. — Сколько его выступлений по телевидению показывали…

— И ни в одном из них он не сказал прямо: «Это я самолеты ваши угнал и башни ваши протаранил. Потому-то и потому-то», — перебивает меня Алик. — Вот посмотри, в Палестине, в Северной Ирландин, в Испании или ещё где-нибудь, чуть что взорвут, сразу в газеты звонить. «Это мы! Это мы!» Иногда ещё и несколько организаций сразу на себя ответственность берут. Потому что для них это не только честь и слава, но и доказательство их боеспособности. Результат их жизнедеятельности, так сказать. Они под это и бабки свои получают.

— Что ты хочешь этим сказать? — говорю я.

— Ничего, — говорит Алик. — Признайся бен Ладен, он в момент стал бы героем всего исламского мира. Типа второго Магомета. А он почему-то в несознанку ушел. Почему?

— Боится возмездия, — говорю я.

— Ну да, — говорит Алик. — После того, что с его любимым Афганистаном сделали, а за его голову назначили чуть ли не сто миллионов и все спецслужбы мира его день и ночь ищут, он ещё чего-то боится? И потом, тебя ничего не настораживает в том, как это расследование шло?

— Нормально шло, — говорю я. — И сейчас ещё идет. Вон повсюду членов «АльКаеды» арестовывают.

— Ну и что? — говорит Алик. — Да, арестовали немало. Держат их в клетках на Гуантанамо. В наручниках и с мешками на головах, чтоб они в охранников плеваться не могли. Допрашивают, тоже надо думать, не самыми гумапными методами — недаром адвокатов к иим не пускают. А ни одного доказательства так и нет. Ни одного! Ни одного судебного процесса провести не могут. Едииственное официальное обвинение предъявили чурке какому-то, которого ещё за несколько месяцев до терактов повязали за нарушение визового режима. Обвинение есть, а доказательств нет. Кроме тех, конечно, что они в первый же день нашли. Помнишь?

— Нет, — говорю я.

— Ну как же? — говорит Алик. — Сначала обнаружили машину, на которой террористы в аэропорт ехали. А в ней Коран и руководство по управлению «Боинrом» на арабском языке. То есть они по дороге всё в памяти освежить решили. Типа где там какая кнопка находится. А как в самолет садиться стали, один себя по лбу хлопает и говорит: «Ой, блин, инструкцию-то мы в машине оставили. Как теперь полетим-то?» Представляешь сцену?

— Об этом сейчас уже никто не вспоминает, — пытаюсь возражать я.