– Послушайте, 2016-й – паршивый год для младших врачей. Эти новые договоры… Если хотите знать мое мнение, они довольно ужасны, но почти точно будут утверждены. Никто не станет винить вас, если вы уйдете. Подумываете податься в Австралию? В Новую Зеландию? Сейчас многие медики туда перебираются.
– Я просто не уверена, что хочу быть врачом, – ответила Ясмин. – Кажется, мне нужно искать другое дело жизни.
– Вот как. В таком случае… – Он неопределенно кивнул. – Это уж вам решать.
– Да. – Ясмин закусила губу. Чего она ожидала? Хотела услышать, что она особенная? Что без нее рухнет НСЗ? – Спасибо, – сказала она, вставая. – Вы мне
– Погодите минутку, – окликнул он ее, когда она была уже почти в дверях.
Ясмин развернулась, готовясь спорить, готовясь послать все к черту прямо сейчас – пусть только попробует отчитать ее за грубость!
– Прошу заметить, что, на мой взгляд, вам не стоит уходить из профессии, – сказал Пеппердайн. – Медицина многое бы потеряла, поскольку, судя по тому, что я видел, вы очень хороший врач. – Он улыбнулся.
Значит, он все-таки
Любовь побеждает все
Задние сады Бичвуд-Драйв лежали у подножия травянистого склона лесопарка, окруженного чахлыми вязами и корявыми соснами. Широкую дорогу в расположенный на вершине холма Таттон-Хилл обрамляли древние величавые буки. Дом, чьи изогнутые барочные балюстрады смутно виднелись из окна Ясмин, когда-то принадлежал знатному английскому семейству работорговцев. Теперь здесь размещались культурный центр и кафе.
Ясмин прислонилась лбом к стеклу, глядя, как Ма собирает овощи в ржавую тачку. Аниса срезала мускатную тыкву и держала ее в вытянутых руках, словно отрубленную голову, внимательно осматривая нижнюю часть на предмет плесени, гнильцы или вредителей. На Ма было желтое хлопковое сари: его свободный конец, паллÿ, обернут вокруг плеча, нежно-розовая кайма на подоле перепачкана в грязи. Под мышками традиционной блузки чоли – темные круги пота. Ма удавалось одеться неуместно в любых случаях и обстоятельствах.
Ясмин заставила себя вернуться за письменный стол. Была суббота, и ей в кои-то веки выдались два свободных дня для занятий. Утром она заплатила пошлину за сдачу экзамена – четыреста девятнадцать фунтов, – чтобы лучше сосредоточиться. До сих пор она осилила два практических вопроса, после чего принялась листать журналы, оставленные в телевизионной комнате кем-то из пациентов или их родни. Она прочитала статью про молодую женщину, которая вышла замуж за своего отчима, и еще одну – про канадку, у которой был роман с серийным убийцей (та все удивлялась, почему на пассажирской дверце его машины нет ручки с внутренней стороны). Журналы были старые, низкопробные и плохо написанные, но увлекали ее, неспособную погрузиться в занятия, с головой.
«Прости, это ничего не значило». Ясмин поплакала. Еще бы, как же иначе. Джо обнял ее, и ей показалось, что она в прямом смысле распадется на молекулы, просто растает в его объятиях сию же минуту. Но вскоре она ожесточилась. Ее ухо прижималось к его голой груди, и размеренный стук его сердца наполнил ее яростью. После нескольких часов «почему» и «как ты мог» Ясмин выбилась из сил, а он сокрушенно опустил голову. Внезапно ей стало страшно. Если она его потеряет… но этого не будет. Она не потеряет его и не бросит.
Ясмин вернулась к пробному экзаменационному билету.
Сосредоточься! Но, уже начиная читать симптомы, Ясмин знала, что не ответит на вопрос. Плевать ей, страдает ли эта гипотетическая семидесятидевятилетняя женщина от острого миелолейкоза, хронической лимфоцитарной лейкемии, миелофиброза или бубонной чумы. Она плохой врач. Столько лет учебы и стажировок впустую.