На пробке, которой было заткнуто горлышко, я различила свежее клеймо со змеей, обвивающей чашу. Спину змеи украшали темные полоски – всего лишь крохотные точки на сложном узоре клейма. Во всей Аллегранце мне был известен единственный мастер, изображавший на аптекарском гербе песчаную гадюку эфра, ядовитую змею его далекой родины.
Сомнений не осталось. Удивительно, как же я сразу не узнала почерк своего наставника? Ведь зелье, компоненты которого я обнаружила в крови Милорда, лорд Кастанелло купил в аптеке господина Кауфмана. Как и этот сорбент…
Меня обуревали смешанные чувства. Хотелось доверять господину Кауфману, сделавшему для меня много хорошего, фактически принявшему подозреваемую и отвергнутую всеми трижды вдову в свою семью. Но что-то упорно не складывалось, смущало, мешало разглядеть истину за нагромождением недомолвок. Ведь зелье, которым отравили Милорда – сильнодействующее успокоительное, – было изготовлено именно господином Кауфманом. Знал ли мастер, каким низким и преступным образом оно будет использовано, или предпочел заглушить голос совести звонкой монетой? И для чего изготовил и продал лорду сложный препарат, сделанный явно на заказ и предназначенный для лечения больных с тяжелыми душевными недугами?
Работая на старого мастера, я несколько раз была свидетельницей того, как он собственноручно изготавливал зелья, подобные тому, что я обнаружила в крови кота. Господин Кауфман называл их «одолжением одному давнему знакомому». Неужели этим «знакомым» и был лорд Кастанелло?
Такие зелья требовалось применять регулярно и достаточно долго, а значит, аптекарь действительно мог знать лорда не первый год. Но неужели он ни разу не задумался, какое сильное средство передает в руки безумца? Что, если лорд – допустим, зелья предназначались именно ему – сорвется, как это уже было во время моего пребывания в поместье? Что, если он вновь возьмет нож и поспешит избавиться от невольного свидетеля своей слабости?
«Он не жалеет даже тех, кто его сильно любит».
Я задумчиво повертела в руках пузырек. Могло ли это зелье действительно помочь? Тень едва заметной взвеси, всколыхнувшейся за толстым стеклом, привлекла мое внимание. Я нахмурилась, чувствуя, как напряглось тело, скованное внезапным дурным предчувствием. Сорбент должен был выглядеть иначе, даже если мастеру пришлось приготовить лекарство на скорую руку прямо в аптеке в присутствии ожидающего лорда.
Да и лекарство ли я держала сейчас в руках, наблюдая за оседающими крупинками взвеси?
Я занесла над пузырьком руки и тут же остановила себя. Разложение зелья, сделанного господином Кауфманом, потребовало бы от меня серьезного расхода сил. Впрочем, что бы ни содержала бутылочка, давать это Милорду однозначно было опасно.
В сердцах я что есть силы треснула кулаком по столу. Боль в содранных костяшках пальцев прогнала злые слезы. А ведь как убедительно выглядело волнение лорда Кастанелло, когда он увидел Милорда, едва живого после отравления! Как тронули меня проявление заботы, переданная посылка. И для чего было все это? Чтобы окончательно уничтожить ненужного зверя, чей острый нюх мог случайно помочь раскрыть одну из тайн поместья?
События вчерашнего ужина представали теперь передо мной совершенно в другом свете. Лорд Кастанелло не съел ни кусочка из своей порции, вместо этого накормил рыбой кота. Мог ли он подлить опасный препарат в еду – щедро, не думая о дозировке и возможных последствиях для любого, кто рискнул бы попробовать хоть кусочек отравленной рыбы? Ведь, возвращаясь из сторожки, он как раз проходил мимо кухни. Как же мне повезло, что я не стала ужинать!
Теперь придется стать вдвойне, втройне осторожной.
Меня била дрожь. На мгновение показалось, что я вновь чувствую в воздухе сладковатый запах дурмана, и я тут же бросилась к двери. В коридоре никого не было, лишь где-то внизу, приглушенный расстоянием, слышался перестук каблуков горничной, делавшей уборку. Вернувшись, я распахнула окно, но свежий зимний воздух не принес желанного успокоения. Во всем, что меня окружало, мне чудились тени неизвестных отравителей. Зельевара, создававшего запрещенные дурманные зелья, почтенного господина Кауфмана, продававшего опасные снадобья в ненадежные руки, и самого лорда Кастанелло, трижды вдовца, в моменты предполагаемого безумия способного на чудовищные поступки.
Я бессильно уткнулась лбом в холодное стекло. Если меня пытаются свести с ума, лорду и его помощникам не придется особенно стараться. Еще несколько дней такой жизни – и я сама буду готова проглотить любой яд, лишь бы это наконец закончилось.
Двумя пальцами, словно опасную змею, отпечатанную на пробке, я подняла со стола пузырек с отравой и положила в карман. Следовало взять себя в руки. Пусть я и не могла обеспечить себе безопасность, стоило хотя бы попытаться спасти Милорда. Все что угодно сейчас лучше тягостного ожидания нового нападения.