Брат болотного края

Ладонь звонко шлепнула по лицу, на котором пугающе смешались человечьи и звериные черты. Демьян попятился, пошатнулся, пелена во взгляде поредела, он помотал взлохмаченной головой. Человек в нем возвращался медленно и неохотно. Поляша не разжимала кулаков, пока он отряхивался, тер глаза и оглаживал бороду, привыкая к телу своему, возвращаясь в разум.

В кустах, куда уполз, истекая кровью, избитый Лежка, тихонько всхлипывала пришлая девка. До нее Поляше дела не было, только глухая злоба. Стравила, не доглядела, не остановила. Дура. Дурища набитая. Глаза бы не видели. Но с ней потом. А пока глядеть, как смотрит Демьян на свои сбитые кулаки — все в крови, родной, да не в его. Смотрит и не верит.

— Что тут?.. — хрипло спросил он.

— Зверя с цепи отпустил, волчок, — ответила ему Поляша. — Не удержал.

Демьян тяжело сглотнул. Дернулся острый кадык.

— Кого?.. — не спросил даже, простонал, уже понимая, что за ответ услышит.

Поляша промолчала. Только головой кивнула в сторону, где все громче ревела девка.

— Живой? — Демьян будто окаменел. Заострился нос, огрубели скулы, под темной бородой залоснилась бледная кожа.

— Живой, — проговорила Поляша, не зная, правду ли говорит.

Правду. Мальчишка лежал под раскидистым папоротником. Рассеченный лоб покрылся кровавой коркой, еще сочившейся алым. Перебитый нос скривился, тонкие коричневые струйки подтекали из него. Дышал мальчишка через приоткрытый рот — рамка сколотых зубов, свистящий и хлюпающий вдох, болезненный, сдавленный выдох. Заплывшие глаза были прикрыты. Перепачканная в грязи и крови рубаха скрывала синяки и ссадины, но скособоченная грудь, дергающаяся неровно, с пугающим креном, выдавала сломанные ребра. Левая рука мальчишки вывернулась под острым углом. Кость порвала рукав и тревожно белела через кровавое пятно. Леся сидела рядом, поджав под себя ноги. Она легонько гладила мальчика по щеке и шептала беззвучно.

За спиной у Поляши сдавленно заскулил волк. Леся вскинула на него заплаканное лицо. В глазах у нее плескалась злая вода.

— Сдохнешь в канаве, — прошипела она. — Жижей болотной захлебнешься. Шишиги тебя обглодают. Зазовкам голову отдадут, будет с кем миловаться. Понял?

Холодные пальцы ужаса сдавили Поляше горло. Ненависть Лесиного проклятия коснулась ее на излете, но и того хватило, чтобы обжечься.

— Помолчала бы, — пробормотала она так тихо, чтобы девка не услышала.

А зверь все молчал, неотрывно глядя на истерзанного брата. Пот стекал по вискам Демьяна, дышал он часто, шевелил выпачканными пальцами, круглил рот, будто хотел сказать что-то, но не находил слов. Их и не было. Откуда взяться им, если под свежим папоротником лежит тело, захлебывается кровью, мучается, хрипит и стонет? Откуда взяться им, если этого не отменить? Все уже свершилось. Перевертыш стал зверем, а зверь этот смял обидчика да вбил его в землю, где лежать тому, пока не обернется гнилью мертвая плоть. Таковы законы леса. И нет им дела, что брат убил брата. Ни до чего им нет дела. И не такое видели эти сосны и этот папоротник.

— Ну, чего стоишь? — окликнула Поляша и дернула его за рукав.

Демьян медленно перевел на нее взгляд. Не узнал. Моргнул испуганно.

— Делать что теперь будем? — спросила она.

— Врача надо, — через силу проговорил Демьян. — У него сломано… Все сломано. — Дернул щекой, будто тошноту сглотнул. — Тут рядом. Больница. Туда его нужно. Скорее.

И рванул к брату. Потянул за целую руку. Лежка слабо застонал. Хрустнули перебитые кости. Из раны на лбу полилась свежая кровь. Леся ощерилась.

— Не трожь, — сказала, как сплюнула.

И волк отпрянул, мало что хвост не поджал. Не посмел спорить. Даже скалиться не стал. А девка уже на него не смотрела. Она впилась водяными глазами в Поляшу.

— Ты знаешь, куда его. Должна знать. Ты же сама умирала… А осталась в лесу. Как?

Поляша вздрогнула. Озноб пронесся от изрезанных ступней по хребту к голове. Знала бы она, какими силами тот, кто спит на дне озера, воротил ее с обратной стороны, не скакала бы по чащобе с болотом, чтобы сына спасти. Полетела бы, куда следует, сделала бы, что нужно. И зажили бы они счастливо. Черная лебедица и лебедок ее беленький. Только нет у нее ни карты, ни рецепта, ни знания тайного. Горькая правда жгла язык, готовая быть высказанной. Умирающий мальчик лежал на земле, уставшей пить родовую кровь. Листик стыл у материнской груди. Время утекало сквозь пальцы.

Поляша глянула на притихшего волка. Тот смотрел на нее, как на живую. Как давно уже не позволял ни себе, ни ей. Как на чудо. Как на спасение, за которым готов идти хоть на край леса, хоть в болотину самую. Правда на языке заледенела. Проглотить ее вышло легко.

— В озеро ему надо, — решительно сказала она, ободряюще глянула на Демьяна. — Не плачь, волчок, тут рядом. Окунем мальчишку в озеро, авось и вернется он. Я же вернулась. Донести бы его только.

И окаменела, ожидая, что ложь ее тут же раскроют. Ляжет она рядом с мальчишкой вся в черной, холодной крови. Но пришлая девка только кивнула ей молча, склонилась к Лежке, зашептала ему на ухо что-то свое.