— Выпь. — Фекла оглянулась на Лесю. — Что? Думала, чудо какое случится? Ворожба великая озерная? Нет здесь ворожбы, — сказала как отрезала. — Иди своей дорогой, девка. Зачем тебе мерзнуть?
— А ты как же? — Леся обхватила себя за плечи, чтобы не дрожать так отчаянно, из тепла в ней остался только камешек, помнящий сладость медуницы.
— А я что? — Фекла тряхнула волосами, во все стороны брызнули ледяные капли. — Я в болоте потонула, думала, принесу ему теткин серп, оно меня примет к себе, буду мстить лесу, родную кровь лить… Глаза открыла, а рядом эти… Сестры мои названные. Белые все, хоть глаза выколи, а я черная. Знать, главная среди них. Любимая невеста того, кого нет. И ни сдохнуть теперь, ни отомстить за жизнь загубленную. Летай над озером, жди, чего не случится…
Зло сплюнула под ноги. Окликнула застывшую у края зыбуна Оленьку.
— Чего уставилась?
Девочка вздрогнула, но не повернулась.
— Плохо там, — сказала она. — Твари болотные подрали кого-то… Большого. Лесного кого-то подрали. Умер он.
Леся зажмурилась. Что-то дернулось в ней, сжалось больно и оглушительно. Она закусила губу, чтобы не дать услышанному расплескать в ней непролитое, посмотрела на Феклу. Та кривила губы, но стояла не шелохнувшись, только пальцы судорожно сжали кожаную рукоять. Леся шагнула ближе, дернула за край рубахи. Блеснуло серебро.
— Ты чего? — Фекла оттолкнула ее. — Лезешь-то чего, девка? Совсем безумная?
Но Леся ее не слушала. Мир сузился до слабого блеска на старом лезвии. Серп. Тяжелый серп, виданный в доме. Серп, что лежал во властной руке Аксиньи. Родовой серп.
— Откуда у тебя он? — не спросила, а выдохнула, не разбирая собственных слов.
Фекла оскалила зубы, глянула зло.
— Откуда надо, тебе до него дела нет.
— Родовой он. Лесной. А ты в воду унесла? — Гнев рокотал в Лесе подобно буре.
— Мой он. — Фекла выпрямила спину. — По бабьей линии нет никого меня старше. Мой он по праву. Вот и забрала его. А куда унесла, не твоя забота. И руки убери, а то выломаю.
Леся подалась к ней, не раздумывая, и вцепилась бы в рыжие космы, да Оленька, про которую они успели забыть, вскрикнула вдруг тоненько и побежала по зыбуну.
— Куда?.. — ахнула Фекла. — Болотники там!.. Болотники! Вернись!
Они бросились вслед за Оленькой, тут же позабыв про вспыхнувшую ярость. Страх за девочку, и без того уже мертвую, оттеснил все иное, будто оно — пустая шелуха. Леся бежала, оскальзываясь на рыхлом дне, увязая в жиже и мягкой топи. Зыбун пружинил под ногами промокшим мхом. В нос била болотная гниль. Перехватывало дыхание, кололо в боку. Но ничего из этого не было важным. Только русая косичка, что хлестала по тонкой спине Оленьки.
— Да стой ты, чумная! — кричала ей Фекла, загребая ногами жижу.
Зыбун уже притих. У поваленной сосны, корявой и подтопленной, еще топтался кто-то, но болотные твари уже не сновали с визгом и сопением, не хихикали, утирая выпачканные рыльца. Страх отступал. Не схватит проклятая мавка Оленьку. Не утащит в топь. Не будет этого. Догоним. И пусть улетают прочь. Обе. И серп свой уносят. Ничего. Не нужен он. Пусть уходят. Леся ловила ртом воздух, глотала его и думала только о том, как бы не рухнуть в грязь. Подняться сил бы уже не нашлось.
Она первой добежала до сосны. А когда отерла лицо от жгучего пота, то и не удивилась почти. Оленька обнимала окаменевшую Поляшу. Прижималась личиком к грязному ее савану, гладила спину, целовала черные от грязи и засохшей крови руки.
— Полечка моя, — приговаривала Оленька. — Поляша… Воротилась. Я уж думала, нет тебя. Сгинула.
Поляша рассеянно гладила девочку по голове. А сама смотрела на Феклу, застывшую в двух шагах от сосны.
— Ты, значит, берегиня теперь… — зло проговорила она. — На место мое пришла… На лебединое.
— Не сама выбирала, — вспыхнула Леся. — Озеро за меня решило.
— Жениха моего забрать удумала! — не слушая ее, шипела Поляша. — Коли я в лесу сыночка из болота выручаю… Так можно лебедицею стать? Невестой любимой?
— Совсем ты безумная, Пелагея, — оскалилась Фекла, отбросила с лица волосы. — Нет там никого, на дне этом проклятом. Никого в лесу нет. Обеднел он на женихов…
— Вот оно что. — Поляша оттолкнула от себя Оленьку. — Женихов тебе мало? Мстишь мне, паршивка? Гнилая ты сука! Думала волка себе прибрать, а он по мне скулил?
Фекла отшатнулась.
— Он же брат мой…
— Брат! Лесу не важно, что брат, что сват… И тебе не важно было, думаешь, не видела я, как ты на меня скалишься, как по нему на яблоньке плачешь?..
— Сука… — выдохнула Фекла. — Вот же сука ты, Поля… Вот же гнилая твоя порода… Шла бы ты в лес, коли он тебе так мил.
— И пойду! — Поляша вскинула подбородок. — Только серп мне отдай, слышишь? Серп отдай!