Брат и сестра

— Это кого-же такихъ похоронили здсь? — говорилъ онъ, щуря старые глаза на плиту, — безъ очковъ-то я не очень…

Я прочиталъ. На плит была начерчена пространная эпитафія супружеской чет: интереснаго въ ней ничего не было, кром того, что жена пережила мужа всего тремя днями.

— Вроятно, померла какой-нибудь заразной болзнью, — предположилъ я.

— А, можетъ быть, отъ горя? — возразилъ мн мщанинъ.

— И то можетъ быть. Впрочемъ, я, кром самоубійцъ, не видалъ людей, умиравшихъ отъ горя…

— А я, на грхъ свой, видлъ… наказалъ Господь…

— Вотъ какъ? это любопытно.

— Да, господинъ, чудное и странное это дло. А для меня въ немъ и то еще огорчительно, что въ моемъ дом ему мсто было, и моя родная кровь въ немъ, хотя и не по своей вол, случаемъ, а все не безъ грха. Изволите-ли видть: мы московскіе мщане, приторговываемъ малость скобянымъ товаромъ, и, хоть времена теперь не такія, чтобы коммерческому человку имть большой профитъ, однако, благодаря Бога, на достатки не жалуемся. Имемъ домикъ въ Лефорговой; верхній этажъ сдаемъ, внизу живемъ сами. Семья невеличка: я самъ-другъ со старухой, да племянница Гаша, — теперь ужъ на возраст двка, а, когда приключилось все это, что я вамъ хочу разсказать, она была еще семи лтъ не дошедши. Дтьми насъ съ Анной Порфирьевной Господь не благословилъ: вотъ мы себ эту Гашу отъ покойной своячены и приспособили — врод какъ-бы въ дочки. Шустрая двчонка: года три еще, — и надо замужъ выдавать… Да! такъ верхній-то этажъ мы сдаемъ. Жили у насъ все благородныя лица и все подолгу; послдній жилецъ, учитель изъ гимназіи съ Разгуляя, десять годовъ занималъ фатеру; такъ былъ доволенъ. Перевели его куда-то въ губернію директоромъ, остались мы безъ жильца. Наклевываются разные, — да смерть не охота отдавать незнакомымъ! кто его знаетъ, какой человкъ? Я по старин живу: въ свой домъ непріятнаго человка не пущу; что мн за радость себя неволить?.. Хорошо-съ. Ждемъ мы, пождемъ недльку — другую, — завертываетъ къ намъ участковый.

— У меня для тебя, говоритъ, Иванъ Самсонычъ, жилица имется. Хорошая: генеральская дочь… Желаешь?

— Зачмъ не желать, коли ваше высокоблагородіе ручаетесь?

— За самого себя такъ не поручусь; я ее лтъ тридцать знаю, помню вотъ этакую отъ земли. Я, когда еще состоялъ въ военной служб, былъ ординарцемъ у ея отца.

— Какъ фамилія-то?

— Пестрядева, Анфиса Даниловна Пестрядева… Потолковали мы съ господиномъ участковымъ, водки выпили, а къ вечеру онъ и самоё госпожу Пестрядеву привелъ смотрть фатеру. Видимъ: двица одинокая, немолодая, — коли не выжила еще бабьяго вку, то скоро выживетъ, — тихая, скромная; цну даетъ настоящую, претензій этихъ жилецкихъ: то передлай, это перекрась, — не предъявляетъ; что долго думать то? Сдали квартиру.

Живетъ у насъ барышня мсяцъ, другой, какъ сурокъ въ нор: ни она въ гости, ни къ ней гости. Съ прежними жильцами у насъ и печки и лавочки были заведены: то мы у нихъ, то они у насъ, бывало, чаи разводимъ, а съ этой и мы попервоначалу не сошлись. Не то, чтобъ Анфиса Даниловна была горда: куда тамъ! а неумлая какая-то, застнчивая. Надо полагать, въ малыхъ лтахъ часто ей попадало отъ папеньки по затылку, — старикъ-то, сказывалъ участковый, куда крутъ былъ, — вотъ ее и одурило немножко, люди-то ей врод какъ-бы страшны стали: не знай, что пожалютъ, не знай, что обидятъ. Однако, мы подружились въ скорости, — и по такому смшному случаю-съ.

Есть въ нашемъ переулк лавочникъ Демьяновъ; характеромъ — собака сущая, а торгуетъ всякимъ старьемъ; желзный ломъ — такъ желзный ломъ, тряпье — такъ тряпье, книженки — такъ книженки, — чмъ приведется. Вотъ-съ и купилъ онъ какъ-то партію книгъ по случаю, свалилъ ихъ у прилавка въ куч. Идетъ мимо наша барышня, — а она была люта читать; видитъ книги, полюбопытствовала: что молъ это у васъ?.. можно посмотрть?.. Демьяновъ, какъ человкъ охальный, да на тотъ грхъ еще подъ хмелемъ маленько, на это ей съ дерзостью:

— Смотри, коли грамотная.

Барышня поняла, что мужикъ не въ себ, испугалась, хочетъ уйти изъ лавки, а Демьяновъ обрадовался, что на этакаго Божьяго младенца попалъ, и ну куражиться.

— Эхъ ты, говорить, дама изъ Амстердама! нешто такъ покупательницы, ежели которыя хорошія, поступаютъ? Это что-же за модель? Книги ты у меня разворошила, а пользы я отъ тебя гроша не имю… Этакъ всякій съ улицы будетъ въ лавку лзть, да товаръ ворочать, — на васъ и не напасешься!

И пошелъ, и пошелъ.

Я тмъ временемъ стоялъ черезъ улицу, приторговывалъ малину у разносчика. Слышу я, какъ Демьяновъ пуще и пуще приходить въ азартъ, а барышня совсмъ сробла и со всякой кротостью представляетъ ему резоны. Она ему «вы», да «что вы», да «пожалуйста», а этакого буйвола нешто образованными словами проберешь? Не стерпла моя душа, перешелъ я черезъ улицу.

— Барышня, говорю, ступайте себ спокойно домой; а ты, Потапъ Демьянычъ, что озорничаешь? И чтобы мою жилицу обижать, того я теб никакъ не дозволю.

Крпко мы съ Демьяновымъ побранились, но съ той поры барышню и мою Анну Порфирьевну водой не разольешь.

Прихожу какъ-то домой, а жена ко мн съ новостью.