Брат лучшей подруги

Он поднял взгляд и проглотил язык. Красное платье (шокирующая пощечина органам чувств!), с глубоким вырезом и миллионом крошечных красных складок на подоле сзади, ниже бедер.

– Оно красное. И очень короткое.

– Оно клубничное. И очень целомудренное.

Роуэн покружилась, складки взлетели, Себ увидел высокие шорты того же оттенка.

– Не платье, а сердечный приступ. Это чересчур для корпоративного вечера.

Роуэн посмотрелась в зеркало:

– М-м-м, пожалуй, ты прав.

Себ достал из кармана смартфон и стал проверять почту, пока Роуэн переодевалась. Зачем нужно каждый раз для этого уходить, непонятно. Он видел и попробовал на вкус каждый сантиметр ее тела, причем не раз.

– Готов к следующему? – весело спросила Роуэн. Себ улыбнулся:

– Удиви меня.

Он откинулся на локоть и чуть не подавился. Платье было оранжевым. Платье было гофрированным. Платье было ужасным. Себ хотел что-то сказать, но решил, что словами его кошмарность не передать.

– Что, настолько плохо? – Роуэн повернулась к зеркалу и рассмеялась. – Ой-ой! Я похожа на оранжевую помадку.

Себ рассмеялся:

– Думаю, правильно этот цвет назвать космический морковный. Сними, пожалуйста, и мы его сожжем.

– Неплохая идея.

Увидев, как оранжевое платье летит к сундуку, он представил почти обнаженную Роуэн за ширмой. Понадобились немалые усилия, чтобы усидеть на месте. В джинсах с каждой секундой становилось все теснее и теснее.

Следующие три платья были черными, соблазнительными и утонченными. Подложив оранжевое чудище в качестве подушки, Себ лениво вытянулся на полу, залитом рассеянным солнечным светом, проникавшим сквозь окна в крыше. Смотреть, как сексуальная женщина примеряет обтягивающие платья? Н-да! Можно придумать и более отвратительный способ провести день.

– Вот оно. Если и это не подойдет, сдаюсь. И еще я хочу бокал вина.

– Давай-ка посмотрим.

Себ повернул голову, и сердце в груди забилось чаще. Он медленно сел, глядя на Роуэн. Она изучала свое отражение в зеркале. Цвет платья с глубоким вырезом был между голубым и серебряным. Оно все состояло из кружева и оборок. Себ увидел, как сквозь кружево просвечивает прекрасная кожа Роуэн, и у него пересохло во рту.

Он помнил это платье. Помнил, как мать надевала его на вечеринку незадолго до того, как навсегда исчезнуть. Ему было двенадцать. Мать тогда, выходя, прижала его к себе. Он упирался и делал вид, что ненавидит ее объятия, хотя на самом деле обожал их. Лаура обнимала его очень редко, не была нежной и спонтанной, потому проявления ласки всегда впечатывались ему в память. В тот раз мать пахла ванилью, а ее волосы были собраны в высокую прическу. Спустя две недели Лаура исчезла. Навсегда.

– Оно мне очень нравится. Чудесное кружево. – Роуэн крутилась перед зеркалом. Себ не ответил, она обернулась, склонилась над ним и прижала прохладные ладони к его лицу:

– Себ, что не так?

Он попытался стряхнуть с себя грусть. Боль, которую обычно глубоко прятал, терзала его душу. Он попытался улыбнуться, но понял, что даже близко не получилось.

– Пожалуйста, пожалуйста, скажи мне.

Себ прикоснулся к ткани, которая легла складками на ее коленях.

– Это платье моей мамы.

– О, милый, извини. – Роуэн прижалась головой к его голове. – Я найду что-нибудь другое.

– На самом деле воспоминания приятные. Она надевала его незадолго перед отъездом. Обняла меня, назвала компьютерным гением, сказала… – Себ попытался вспомнить точные слова, но они со временем стерлись. – Как только мог у женщины вроде нее получиться такой умный ребенок. Что-то типа этого.

– Я смутно ее помню.

– И Калли тоже. Сколько тебе было, когда она уехала? Семь?

– Мне было семь, Калли шесть. – Роуэн подняла подол выше колен и села на покрывало рядом с Себом.

– Мне до сих пор ужасно жаль, что мамы не было рядом с Калли, когда она росла.

– Рядом с тобой ее тоже не было. Калли переживала ее исчезновение не так остро, как ты, милый. У нее была Яс. У нас обеих была Яс. Моя мама была увлечена учебой Питера и своей музыкой, на меня у нее не оставалось ни времени, ни сил. Так что, когда нам нужны были ласка и утешение, когда нам хотелось поговорить, мы шли друг к другу. Или к Яс, старой ворчунье. Она остра на язык, наверное, им металл можно резать. Без нее в Авельфоре странно.

Себ провел рукой по бедру Роуэн, понимая, что она пытается поднять ему настроение.

– Если бы она была здесь, ты бы в моей кровати не спала.

Роуэн рассмеялась и процитировала одно из любимых выражений Ясмин:

– Хочешь молока, купи корову!

Он улыбнулся, а когда снова взглянул на платье, улыбка поблекла.

– Она в Бразилии, в Сальвадоре. Пару месяцев назад попала в больницу с разрывом аппендикса.

Зачем он сказал это ей? Почему хотел, чтобы она знала? Впрочем, не в его духе сожалеть о сказанном. Он не разговаривал на такие темы с женщинами, с которыми спал. Он вообще ни с кем на такие темы не разговаривал.