Братья

Псаломщик понимал: бражничанье – грех, хотя знал, что даже близкие к Христу апостолы тоже пили вино. Да и гостей не принимать – грех. Из двух грехов он выбирал первый. Всегда крестился перед тем, как принять внутрь вина. Он не охотился, не рыбачил. Грешно уничтожать живое! Но прихожане всегда угощали псаломщика и олениной, и рыбой, и птицей.

По утрам искоса посматривал на него отец Даниил, чуя бражный дух в прохладе церкви. Сам-то отец крепок телом. Одной-второй выпитой чаркой не проймешь! Глаз после выпивки у него не тускнеет. А у худосочного Стратоника вчерашний хмель весь на лице. Не успевает за ночь хилое тело отдохнуть, кровь пожижеть и погасить хмельные искорки, разбросанные и тлеющие от головы до пят. Помолчит, тяжело повздыхает, поменяет свечи у образов, смахнет пыль с псалтырей, почитает акафист, глядишь и полегчает на душе и теле. Даже тут, в церкви, он ощущал силу бесовского наваждения! Оно тянуло домой, где от бочки шел кисловатый винный дух.

Необъяснимое происходило дома на вечерней молитве, когда он хмельной становился на колени перед образом и возносил хвалебную молитву Богу. Казалось, в сладостном упоении душа на легких крыльях молитвы готова вырваться из тела и подняться к небу. Но невидимая тяжесть не пускала, давила к земле. Поднималась душа с усилием, но поднималась низко, потому быстро опускалась. Псаломщик прекращал молитву, ложился ниц и ощущал на дне души гложущую тоску. Хотелось забыться, очиститься от этой тяжести. Он подползал к столу, дотягивался до кружки с вином, выливал в горло и сразу засыпал прямо на полу. Ночью просыпался от озноба, полз до полатей, и, не раздеваясь, на ощупь, заваливался на них. Утром просыпался, глазел в потолок горенки, упрекал себя за вчерашний перебор, понимая, что святые слова не осеняют ни его душу, ни плоть благодатью. Благодать он чувствовал лишь в обучении местных детей грамоте. «Наверное, я больше учитель, чем псаломщик», – думал он, глядя в пытливые глаза детей. Плату за грамоту он брал скромную. Главное, что днями был занят с детьми и гасил в себе желание выпить. Да и подвыпившие мужики не ломились в дверь, зная, что он ведет уроки и сегодня вино вредно, так как будет туманить голову. Отец Даниил поощрял занятия псаломщика и по мелочам не отвлекал в церковь на службу. Благочинный Суслов из Туруханска в докладах Енисейскому епископу Никодиму отмечал тщания псаломщика Введенской церкви в обучении детей грамоте.

*

Сашка Сотников пришел к учителю с грифельной доской, грифелем, графитовым карандашом и тетрадками в клеточку и косую линию. Постучался и, не дожидаясь ответа, открыл дверную защелку. Справа и слева, почти у скоса двери, выложены поленницы дров. Левая – под самую крышу, правая – ниже. Значит, учитель топит печь из правой поленницы. Прямо меж поленницами вторая дверь, обитая оленьими шкурами. Сашка нащупал в темноте полудугу ручки и потянул на себя. В лицо дохнуло теплом, оленьими шкурами, лежащими на полу, и прелым луком. Стратоник подкладывал в печь дрова. В печи загудело. Хозяин повернул голову на скрип двери.

– Входи, младен! – кивнул он мальцу. – Снимай малахай, шубку и – на вешалку! Ты парень рослый, до крючка достанешь. Через часок жара будет. Ишь, как дрова зашлись! Сейчас лампу зажгу, мне твоя мама подарила, чтобы ты глаза не портил.

Он чиркнул серянкой, поднес к фитилю и надел на лампу стекло. В горенке посветлело. Дневной свет, заглядывавший в окно, смешался с ламповым, и келья стала как бы просторней. Псаломщик пальцами погасил свечу на столе и поставил подсвечник на край книжной полки, протер фланелькой очки:

– Теперь мы хорошо видим друг друга. Садись-ка за стол слева, чтобы свет падал прямо в тетрадь. Доска пока не понадобится. Сегодня поговорим о тебе. Понял?

– Понял, дядя Стратоник!

– У тебя есть желание учиться, Сашок? Или тятя с мамой настаивают, чтобы ты познал грамоту?

Сашка удивленно посмотрел на учителя.

– А зачем бы я пришел? Псалмы слушать?

– Понял, желаешь сам учиться. Но псалмы слушать тоже придется. Без них Закона Божьего не познаешь, мой друг!

Сашка опустил глаза: не хотел признаться неправым.

– Я уже знаю «Отче наш». Мама научила. И крещусь на икону.

– Это хорошо, приятель, хоть и неосознанно, но Бога чтишь. Уже похвально, что не хулишь! А кем хочешь стать? Наверное, как тятя, купцом?

Сашка поднял глаза. Недовольно воззрился на учителя. И со злорадством сказал: