Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Ну уж, брат, не заслужить мне никогда столько милостей. Тебе ими хвастаю, потому что точно похвалы эти очень для меня лестны, доказывая, что у меня все идет довольно хорошо. Кажется, императрице нет причины делать мне комплименты. Повторяю, что хвастаю; но далее тебя это не должно идти. Бал был прекрасный. Зала, где ужинали, убрана была деревьями восхитительным образом. Дамские туалеты были отличные, а для меня Татищева была лучше всех одета. Отгадай, кто со мной ездил? Тургенев, Ломоносов и… Журавлев. Представь себе Журку в пудре, башмаках и во дворце! Лишнего ничего он не говорил.

Александр. Москва, 14 декабря 1822 года

Мне дали из Архива польские бумаги для перевода. Скучно, но как быть? Как отказать что-нибудь Архиву, столь ко мне снисходительному! Я вчера этим занялся, а сегодня отвез туда сам.

Князь Дмитрий Володимирович сказывал мне, что государь уже в дороге и нигде не остановится, кроме Варшавы.

Собрание 12-го числа было очень блистательно. Я недолго был, беспокоясь насчет жены. Много бегали за Берлицевой женою. Недурна собою, но более привлекала по французской турнюре и по отличному туалету. Его не было; говорят, болен, так и познакомиться с ним не мог. Поеду к нему; виноват я, он у меня был раза три. Лицо ее вроде княгини Голицыной.

В этот день была уже доска выставлена. Публика приглашалась избрать на новое трехлетие новых старшин на место А.С.Кологривова, Льва Алексеевича Яковлева и Ивана Александровича Нарышкина. Очень рад буду, когда избавлюсь от лестного, но скучного сего поручения.

Был у меня поутру Вейтбрехт. Дело их журнала улажено. Князь Шаликов будет издателем модного журнала, коего цель и проспект очень хороши. Тут много есть хороших материалов. Издание будет щеголевато, а главные издатели и участники: барон Штейнгель, Вейтбрехт, Шаликов, князь Иван Михайлович Долгоруков. Попрошу Вяземского сообщать тоже статьи и сам буду им при случае сообщать, что случится, касающегося до дам, моды, и тому подобное. Подписчиков уже много. Сделай одолжение, постарайся, чтобы вышло скорее князево разрешение; к нему, кажется, пишут сегодня, то есть Шаликов, прося позволения на издание сего журнала. План мне очень нравится, и, кажется, пойдет хорошо.

Александр. Москва, 15 декабря 1822 года

Говоря тебе вчера об Архиве, я забыл сказать, что весь дом отделывают заново. Я не понимаю, как можно было столько наделать на 40 000 рублей, данных Коллегией; но Архив наш всегда отличался порядком. Внутри все заново: двери, полы, рамы – все хорошо расписано. В библиотеке шкафы новые, красного дерева, везде вкус и опрятность. Лестницу узнать нельзя: сделалась прекрасна, и все это мастерил Азанчевский, молодой человек, тут же, в Архиве, служащий. Будешь в Москве, так узнаешь разве один только глобус, стоящий над крыльцом, а то все ново. Хорошо сделали, что сохранили дому старинную его наружность.

Александр. Москва, 18 декабря 1822 года

Первый раз видел я обряд дворянских выборов. Сейчас оттуда. Ездили мы с Фавстом. Большая наша зала была полна, а на хорах были дамы. Для всякого уезда учрежден особый стол, а около – стулья для избирателей. Я не записался ни в Москву – по дому, ни в Дмитров – по подмосковной; следовательно, не имею избирательного голоса, но зато избавляюсь от всяких хлопот. Был я просто зрителем. На одной стороне залы стоял большой портрет государя императора с украшениями. В половине одиннадцатого явился князь Дмитрий Владимирович, стал у подножия трона и открыл собрание речью, которую произнес очень внятно и громко. В ней говорил он об обязанностях каждого, о цели, для которой съехались, давал хорошие наставления, упомянул с похвалою об Обольянинове, о совестном судье Кашкине, о исправниках московском, богородском и рузском: не называя лиц, сказал, что некоторые, к сожалению его, не оправдали выбора дворян, заслужили нарекания и даже подверглись суду и проч. Князь уехал, а прочие поехали в собор – слушать обедню и принести присягу. Так как это долго продлится, то и положено выборы начать завтра. Ежели успею, поеду завтра, чтобы узнать. Думают, что большая часть старых предводителей будут утверждены. Говорят, что Обольянинов не остается более. Он прослужил три выбора и подлинно слаб здоровьем. Тесть в больших хлопотах: что-то с ним будет? Князь речь свою читал с бумаги; постараюсь ее достать и пришлю тебе.

Вот как утро наше прошло, а вчера не мог я не ехать на вечер к Сонцову, который два раза приезжал меня звать, и Василий Львович писал, просил не отказать ему. Было довольно народу, танцевали. Видел я тут двух невест: княжну Голицыну и Пушкину; обе живут у Катерины Володимировны Апраксиной. Первая выходит за Ухтомского, а вторая, бедная очень девушка, имела счастье понравиться молодому, пригожему Зубкову, имеющему 1500 душ. Видно, было написано на небе; а Варенька Пушкина и многие другие сидят в девках, оттого что слишком разборчивы, и кончают все старыми сенаторами.