Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

У Луниной сказывали, что Потоцкий Станислав получил 2-го Владимира, Чиполла – крест, кажется, Владимирский, и 3000 единовременно. Юсуповские награждения еще не объявлены; но точно, многое отказано. Майкову дана 2-я Анна на шею; только что не плачет.

Обресков был у своего князя, который ему сказал: «Вы желали ключа, я поговорю о том с императором». Обресков уверен, что это последствие твоих стараний, и тебя благодарит очень; только что ему пользы от этого ключа?

Вчера сломалась ось задняя у графини Строгановой, их перекувырнули, довольно, однако же, счастливо; одна только графиня С.В. ушибла себе немного лоб; поеду ее навестить завтра. Вот все наши новости; разве прибавить, что завтра, по требованию императрицы, дают твою «Итальянку в Алжире» [оперу Россини] в Большом театре, а после будет балет. Ежели нет ложи у Мамоновой, то возьмем ложу пополам с Обресковой.

Получил сейчас повестку, чтобы являться в Чудов монастырь для слушания благодарственного молебствия за победу над персами.

Сию минуту из дворца. Государь очень был весел. Дибич читал реляцию. Взято 1500 пленных и другие трофеи. Полагают, что сим кончится война эта. Паскевичу посылают 2-го Георгия. Князя Александра Николаевича видел я тут; он меня поцеловал, прощаясь, и приглашал в Петербург. Что за время! Народу была бездна, палили пушки. Филарет говорил речь государю, но я не слыхал ничего; народ, увидев государя, закричал «ура!». Все места, выстроенные для коронации, были наполнены зрителями. Отъезд государя точно послезавтра.

Александр. Москва, 28 сентября 1826 года

Ввечеру был я с женой и детьми в Большом театре смотрел твою «Итальянку в Алжире», после был балет «Зефир»; набито было народом. Императрица прибыла с графинею Орловой, а государь позже в дрожках в одну лошадь, так что полиция его не узнала. Он ввечеру работал с графом Нессельроде, который едет в 11 часов; поеду проститься с ним и Матушевичем. Не думаю, чтобы граф докладывал вчера обо мне, а то Матушевич, верно бы, написал мне. В городе совершенно ничего не слыхать нового; множество отъезжающих, и Москва пустеет.

Я был у графа Нессельроде прощаться, но ему государь приказал остаться еще сегодня. Я выждал Гааза, который тут был, и с графом поговорил. «Найдите во всей империи хоть одного служащего моего ранга, который получал бы 1000 рублей жалованья, да притом с 1802 года». – «Мне сие известно; но видите ли, ежели б вы заняли место Малиновского, к примеру, все вышло бы само собою», – «Но некогда бывало до пяти членов; от вас зависит, что их теперь двое, тем более, что Малиновский, будучи сенатором, едва ходит в Архив, и даже безо всего этого император найдет совершенно справедливым, чтобы я был не обижен и не остался в стороне от товарищей моих по службе». – «Вы знаете, милый мой, как я вас обоих люблю, и сделаю все, что в моих силах; но здесь не могу этого завершить, вы и сами это понимаете; у нас столько неотложных дел, но ведь вы же приедете в Петербург?» – «Да, господин граф». – «Ну что ж, мы устроим все сие между нами, рассчитывайте на меня». Карета была подана; поцеловав меня несколько раз, велел завтра забежать, чтобы проститься, и уехал. Матушевич говорил мне: «Я бы на месте Нессельроде покончил с этим теперь же; время благоприятствует, император в превосходном настроении, да тут еще эта случившаяся ныне победа; но ты сам знаешь графа». Тамбовские десятины в кармане уже, так будет тихо торопиться.

Говорят, что Фотий велел графине Орловой продать все, что осталось после бала ее, а деньги отдать в монастыри и церкви, чтобы выкупить грех свой.

Юсупов дает сыну 55 тысяч в год, а мать – 85 тысяч.

Государь проехал сию минуту на дрожках: изволил навещать бедного генерала Алексеева, Илью Ивановича. Младшего сына выпустили, а того – нет еще.

Александр. Москва, 30 сентября 1826 года

Государь изволил отправиться в путь в 11 часов, в коляске с императрицею, вероятно, для того, чтобы народ во время проезда через город мог их видеть хорошо. Дорожная карета следовала сзади. Вот и конец всем нашим празднествам, опять все утихнет по-прежнему. Наташа была у Алексеевых и приехала оттуда расплаканная. Бедный отец и мать в прежалком положении; я не понимаю упрямства сына старшего. Может ли быть, чтобы он не помнил, от кого получил стихи эти мерзкие? Отец, к коему был он приведен, угрожал ему проклятием; как ни был он тронут, как ни плакал, а все утверждал, что не помнит. Кажется, это было не 10 лет назад! Все утверждают, что стихи Пушкина, однако же надобно это доказать и его изобличить. Когда-нибудь доберутся и до источника.