Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Государь во вторник явился вдруг нечаянно в Университет [то есть на Тверскую, в университетский Благородный пансион], застал всех врасплох, делал наставления Курбатову, который заменяет Антонского, ласкал детей и говорил им речь, что он надеется, что они вырастут для утешения родителей своих и для пользы отечества, что пример мерзавцев 14 декабря будет им полезен. «Ежели буду я доволен, – прибавил государь, – университетом, то стану вас навещать чаще, а ежели вести себя станете дурно, то это первый и последний раз, что я здесь». Вошедшему второпях Писареву сказал: «Я ожидаю от вашего превосходительства, что вы будете иметь строгий, хороший надзор; поведите меня, где дети спят». Все было осмотрено, и многое переменено государем. В зале читал он имена отличившихся учеников, написанные золотыми буквами на доске. Прочтя имя Жуковского, спросил, тот ли это, который при наследнике, и потом начал его хвалить и ставить в пример. Продолжая чтение, напал государь на имя Якубовича. «Этот и хорошо учился, – прибавил государь, – но дурно употребил знание свое». Это дало повод императору делать разные нравоучения воспитанникам. Так славно говорил, что все были тронуты. Двух самых маленьких он поднял на руки и целовал; одному сказал: «Учись хорошенько и будь добр, я тебя сделаю фельдмаршалом». Сколь был государь строг сначала, столь милостиво он со всеми расстался. Очень перепугался профессор греческого языка Барадука, к коему государь к первому взошел в комнату, не зная дороги. Тот только что успел надеть фрак на себя, ибо сидел в рубашке.

Вот еще новость: Метакса является впопыхах. Что такое? Греки разбили Решид-пашу, победа удивительная!

Александр. Москва, 1 октября 1826 года

Я писал тебе, что слышал во дворце, но так как это вышло неправда, то и уведомляю тебя, что Паскевичу послан не Георгий 2-й степени, а шпага, алмазами украшенная, с надписью. Ее и все награждения вообще повезет туда молодой князь Суворов, который и останется там служить.

Вчера сижу в кабинете, курю трубку, вдруг входит Павел Киселев; приезжал проститься, едет, по приказанию государеву, в Питер, но полагает, что его с дороги отправят домой, ежели получится ожидаемый с юга курьер, а жена его поехала уже в Белую Церковь.

Заеду к бедному Алексееву, до мамоновского обеда. Его сын все сидит. Стихи точно Пушкина; он [то есть Пушкин, а не Алексеев. Стало быть, Пушкина приглашали к Бенкендорфу. Это известная в биографии Пушкина история со стихами «Андре Шенье»] не только сознался, но и прибавил, что они давно напечатаны в его сочинениях. Тут речь о французской революции, только многое кем-то украшено, с разными прибавлениями, и поставлено заглавие: «14 декабря». Кто этот труд взял на себя – неизвестно, а добираются. Бенкендорф сказывал Брокеру: «Эти стихи так мерзки, что вы, верно, выдали бы своего сына сами, ежели бы знали, что он сочинитель».

Александр. Москва, 2 октября 1826 года

Малиновскому шепнули оставить Шереметевскую больницу. Обольянинов сказывал тестю, что государь желает, чтобы избран был на его место человек известный и пользующийся здесь уважением всеобщим; предлагал князю [В.А.Хованскому] место, который отвечал, что принять не может, ежели надобно зависеть ему, сенатору, от молодого офицерчика, каков Шереметев.

Киселев Павел Дмитриевич купил за 32 тысячи дом А.Н.Николевой и подарил его матери своей. О государе слышно, что у Юсупова в Архангельском был очень весел, он и императрица все говорили о Москве с благоволением; перед отъездом государь пожаловал вторую Анну Бореньке [то есть князю Борису Николаевичу Юсупову]. На Павловской суконной фабрике, где было просили Путяту все наскоро ему показать, не имея лишнего времени, государь изволил пробыть три часа: так был всем доволен. Графиня Орлова (так сказывал вчера Обресков) получила при самом отъезде портрет императрицы, весьма крупными бриллиантами осыпанный, для ношения на шее. Стало быть, это новое отличие, кроме штат-дамского портрета, и которое она одна иметь будет до сих пор.

Сказывают, будто князь Дмитрий сказал, что если б не его мать, он немедля оставил бы место и даже службу; а мне кажется, что ему долго еще надобно бы послужить, чтобы заслужить голубую ленту; давно ли ее получил?

Александр. Москва, 4 октября 1826 года

Заехал я к Лазаревым; первая предстала красавица, а там полковник. «Давайте мне Ивана, – сказал я ему, – только не иначе, как в Аннинском кресте». – «О, не беспокойтесь, – отвечала жена его, – он снимает свой крест, только когда спать ложится». Выходит кавалер – и как доволен, весел, не поверишь. – «Вы знаете, Александр Яковлевич, что я при князе Дмитрии Владимировиче?!» – «Как же не знать? Знаю и то, что вы уже и отличились, и представлены князем к бриллиантовой Аннинской». – «Ну что же! Князю это сделать – то же, что плюнуть», – отвечал ненасытный армянин.