Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Поехал на минуту к Павлу Киселеву, возвратившемуся из Твери. Там получено было государем через курьера известие о подписании турками всех наших условий [по так называемой Аккерманской конференции]. Через месяц имели быть разменены ратификации. Государь очень был доволен сими известиями. Киселев получил мимоходом 2-го Владимира, а Меншиков сделан

Генерал-адъютантом паки
И получил бриллиантовые знаки

(Анны 1-й). Хотел было Киселев тотчас ехать, но завтра, то есть сегодня, должен обедать у великого князя Михаила Павловича, а завтра – у императрицы. Сказывал он, что в Твери речь зашла у него с Нессельроде о нас двух и что граф ему сказывал о намерении своем сделать меня товарищем Малиновского.

Императрица купила известный мозаический стол, Барбиериевой работы, за 19 тысяч. Прекрасная штука, которую, по словам Барбиери, ценили в Риме в двадцать тысяч скуди.

Александр. Москва, 5 октября 1826 года

Я познакомился с поэтом Пушкиным. Рожа ничего не обещающая. Он читал у Вяземского свою трагедию «Борис Годунов», которая объемлет всю его жизнь; он шагает по-шекспировски, не соблюдая никакого единства и позволяя себе все. Не думаю, чтобы напечатали эту трагедию: он выставляет между актерами патриарха. Жаль, что писана белыми стихами. Хорошо, кабы бросил язвительные стихи, кои в двадцать лет лишатся и сего мнимого достоинства вовсе, и принялся бы за хорошие трагедии, оды и тому подобное. Сегодня у Василия Львовича вечер литературный; не поеду: далеко, да и лень.

Вот и повестка от полиции, которая не должна быть приятна Малиновскому[152]. Он говорит всем, что ему оставаться нельзя, что сенатору не идет рапортовать мальчишке Шереметеву. Ох, уж мне эти чванки! Как рапортовать, так он сенатор; а как пользоваться большим окладом и квартирою славной, то тут он Шереметева холоп. Дело в том, что им были недовольны: себя не забывал, да и ничем не заставил себя любить.

Теперь явился Офросимов меня душить. – «Воля твоя, надобно, чтобы на место это выбрали тебя; поеду к Обольянинову, скажу ему: чего же вам лучше Булгакова? А от тебя только требую: явись ты на выбор; мы сделаем тебе партию, Иван Чертков со своими будет за тебя». Пристала жена также, как пьявка: поезжай! Ну, поеду, но все будет вздор. Я чаю, не один уже интригует о месте сем. Оно, видно, почетно, да и много можно делать добра бедным.

Александр. Москва, 7 октября 1826 года

Меня так все атаковали, что завтра еду на выбор нового директора на место Малиновского. Офросимов сейчас от меня; он ездил к Обольянинову, который его приглашал быть завтра в Собрание. «Зачем мне ехать?» – отвечал Обольянинов. «Как зачем? Выбирать директора». – «Мне некого выбирать; был бы у меня славный человек, да не пойдет». – «А кто?» – «А.Я.Булгаков, зять Хованского». – «Я очень его знаю, лучше бы не надобно никого; да ты уговори его только приехать в Собрание, а мы его атакуем, упроси его приехать», – и проч. Поеду; будет – так хорошо, а не будет – беда невелика. Не слыхать, чтобы были претендаторы. Жена говорила об этом Попандопуло, а этот поднял Трескина и всех почтамтских, чтобы прибавить мне шаров. Оттуда множество ехать собирается. Очень это место хвалят.

Я сию минуту из Собрания. «Кого угодно избирать?» – спросил Обольянинов. Василий Сергеевич Шереметев, коему должно бы быть в стороне, предложил Сергея Васильевича Шереметева, родственника своего. Л.А.Яковлев, оборотись к Обольянинову, сказал ему: «Чего нам лучше искать А.Я.Булгакова?» – «Угодно ли вам, Александр Яковлевич, – спросил меня Обольянинов, – баллотироваться?» – «Я свободен; нахожу очень лестным для меня, что обращается на меня внимание ваше, без всякого с моей стороны домогательства. Ежели буду удостоен дворянством выбора, то готов принять место сие».

Было еще трое кандидатов. Апраксин со своими записал Башилова; еще предложили Дьякова и Бахметева. По баллотировке Шереметев имел пять шаров более меня; но лестно для меня то, что я не сделал ни малейшего шагу, никого тут даже не просил о себе, тогда как старик Шереметев ловил всех в сенях, прося за свою родню. Теперь кандидаты будут посланы к государю на утверждение. Оказывается, что жалованья токмо 3000, а не 10 тысяч рублей; но квартира славная, свечи, дрова, сено, доктора, аптека бесплатно. Малиновского ужасно ругал старик Шереметев. Вот записка о баллах:

Александр. Москва, 9 октября 1826 года