Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Слава Богу, что государь возвратился благополучно. Я эту весть приятную возвестил Юсупову и князю Дмитрию Владимировичу; первый не знал еще. Верно, что вашим иллюминациям за нашими не тягаться: другого Кремля нет на свете.

Донесения Меншикова очень любопытны. Хорош шах! Хорош наследник его! Хороши и министры! Никому не должно быть завидно. Поди, имей дело с такими дураками, уродами, варварами. Князь Петр Михайлович сказывал, что Меншиков должен быть сюда на днях. Посольство его было и славно, и любопытно, хотя коротко и безуспешно.

Александр. Село Дубровицы[153], 15 октября 1826 года

Начинаю письмо это здесь, мой милый и любезнейший друг, а кончу в Москве. Мы поужинали, я покурил и, поболтав с графинею, думал идти спать во флигеле с Фонвизиным, но хозяйка трусит спать одна в этом страшном доме, и я ложусь – не с нею, но через комнату от нее. Теперь расскажу тебе путешествие наше. Сели мы в четырехместную карету: графиня, Катерина Михайловна, Поля и я; в другой карете был Захар Васильевич, а третий экипаж был для людей. Два араба, бывшие на козлах, обращали внимание всех; иные снимали шляпу, думая, видно, что кто-нибудь из царской фамилии. Навьючили нам 9 лошадей с двумя форейторами. Графиня изречь изволила ямщику, что десять рублей на водку, ежели будет гнать, и сто палок, ежели дурно поедет; но по этой дороге не расскачешься, хотя только-то была исправлена для великого князя Михаила Павловича. Я вспомнил тебя на том месте, где мы оставили Нессельроде, ехавши в Суханове, чтобы воротиться в Москву плотно пообедать в трактире. В дороге мы смеялись и были очень веселы. В пятом часу прибыли сюда.

Это не дом, а дворец, перед коим соединяются Пахра и Десна; церковь в готическом вкусе с прекрасными, высеченными снаружи на камне украшениями; вся она из белого камня. Было уже поздно, осмотреть я не мог всего хорошенько; но все мне кажется, что место скучно, уединенно. Из балкона главного глаза потупляются в лес, со двора то же самое; саду нет, кажется, или запущен. Фонвизин встретил нас тут с исправником и стряпчим уездным; но так как не было еще двух нужных особ из суда, то и нельзя было снять печатей и видеть верх; завтра это будет исполнено. А между тем поместились мы внизу, где чистые комнаты, но не великолепные, как я ожидал. Мы ужинали в той комнате, которая Толстым обращена была в караульню, и графиня спать будет там, где заключен был несчастный ее брат. Перебирала она только одну шкатулку, где нашла прекрасные портреты императрицы Екатерины, отца своего и деда; первый она тебе подарить хочет, а я было собирался выпросить его у нее для тебя, так что образованные люди встречаются и в Дубровицах, и в других местах. От безделья играли мы в экарте, в бильярд, читали старые номера покойной «Северной Почты», поужинали. Она теперь завивает волосы на ночь, а я тебе покуда пишу. Время изрядно, только холодно. Здесь хорошо и тепло; било, однако же, час; это в городе пора спать, а здесь кольми паче. Итак, прощай до завтра. Обнимаю тебя душевно. Я графиню все пугаю, что в полночь явятся призраки и увидит она Попандопуло в длинном белом платье, как Командора из «Дон Жуана». Она так и трясется и трусит серьезно. И подлинно, здесь мы как в необитаемом древнем замке, где духи живут.

Александр Дубровицы, 16 октября 1826 года

Весь комплект съехался, и мы сняли печати. Признаюсь, что не нашел тех славностей или богатства, коих ожидал; видно, потаскали многое, однако же, довольно еще осталось. Не понимаю, куда девались фаворита бумаги, которые должны быть очень любопытны. Негри рассказывал мне на месте подробно, как брали графа, как он защищался ручками изломанных им стульев. Дом огромный, но граф занимал всегда одну только конурку, обвешанную материями, картинами и закиданную откуренными сигарами. На окошке множество склянок с эссенциями, порошками, мазями; видно, что он сам себя лечил, приехав из Парижа. Большая зала с одной стороны заключает библиотеку, весьма отборную, и эстампы; но ежели останется это все еще год тут, то все испортится, ибо книги уже плесневеют от сырости. С другой стороны в такой же зале – минералогический и медальный кабинеты. Почти во всех комнатах портреты императрицы Екатерины, в разных видах, и силуэт ее с надписью руки графа Александра Матвеевича: «Снят силуэт с императрицы мною в таком году», – и число. Есть целый шкап с книгами и эстампами соромскими [непристойными]. Подобной коллекции, верно, ни у кого нет. Даже бюсты все в том же роде, например, вместо носа можешь себе представить что, вместо щек… и так далее. Картин славных мало. В этом доме вообще странная смесь всего, что хочешь. Фонвизин с прочими делает опись, а я, встав из-за стола, курю приобретенные вверху сигарки и пишу тебе. Я взял несколько скабрезных штучек, кои пошлю тебе для пополнения коллекции друга Маницара.