Время было прекрасное, я велел детям одеться, посадил в карету, мы поехали гулять в Александровский сад. Тут нашли мы княгиню Наталью Петровну, с Апраксиной), князя Дмитрия Владимировича с женою и графиней Строгановой. Старушка подошла к нам, обласкала детей, мы с ними продолжали гулянье. Они сели отдохнуть, а графиня пошла еще ходить со мною и с детьми, коих она очень полюбила; но большой ее фаворит все Костя. «Знаете ли, графиня, что моя малютка Ольга уже невеста?» – «Вот как!» А Лёлька прибавила: «Мой жених – граф Каподистрия». – «Советую вам, барышня, – прибавила графиня, – поторопиться со свадьбою, ибо жених ваш уже седеть начал». Разумеется, много говорено о тебе. Премилая это женщина; я ей сказал, что пишешь о Васе; но они уедут отсюда, не дождавшись его. Графиня тоже сожалеет, что нет оперы.
Привез детей домой и поехал к Юлии Александровне, у которой сидел часа с два. Она очень к вам торопится, боится, чтобы болезнь графини Катерины Алекс, не пошла в затяжку, просила меня уговорить Ваню делать свадьбу в Валуеве. Это покойнее было бы для старухи, скорей бы кончилось, а К.А. готова ехать в Валуево хоть тотчас. Завтра собираются они все в Новый Иерусалим; и меня они подзывали, но теперь не могу оставить Наташу. Показывал я Ю.А. статью в «Журналь де деба» о ее муже и об ней. У Урусовых такое веселие, что любо: всякий день танцы и игры. Ваня всех потчует то мороженым, то конфетами. Ю.А. мне подробно рассказывала о холодности между Дмитрием Павловичем и нашим добрым Каподистрией. Мне, право, жаль, что они не сойдутся; а судить их очень мудрено.
Я тебе писал о празднике, бывшем в Петровском у князя Юрия Владимировича Долгорукова. Я достал катрен, коих 10 тысяч экземпляров вылетело из пущенного на воздух бурака. Вот он, но незавидное сочинение. Смешно было то, что народ себе вообразил, что это летят все сотенные ассигнации, и дрались между собою, покуда стихи были еще на воздухе. В этот день князь купил 22 человека роговых музыкантов за 20 тысяч, – не помню, у кого-то; только они не лучше играют, говорит, фавстовых виртуозов.
П.П.Нарышкин просил меня достать через тебя наставление, как делать пудинг-гляссе, коим мы объедались у Нессельроде: нельзя ли попросить рецепта у графского повара, мы бы как-нибудь попытались это сочинить.
В субботу у меня милый Воронцов просидел часа три с лишком, рассказывал о своем заграничном житье, о путешествии и семейном благополучии. Вчера я у него обедал с Фонтонами; много было глагольствования о дилижансе. Воронцов со мною согласен, что надобно умножить круг действия общества, прибавить экипажи и чаще отправлять в Москву.
Чернышев тебе кланяется. Я его на скачке поздравил с будущею женитьбою. Не думаю, чтобы первая жена его искала с ним примириться: она уже вышла замуж за другого.
Добрый Каподистрия (но это еще секрет) выпросил старухе Вакареско, пока дадут земли в Бессарабии, 1500 рублей серебром содержания в год. Очень это было нужно, ибо дела плохи.
Вчера в опере видел я шурина Пфеллера, который мне сказывал, что весь дом вверх дном и все вне себя от радости. Филипп Иванович ко мне приезжал два раза и все не заставал. Старик только что вприсядку не пляшет; да и нет сомнения, что не всякий отец иметь может случай такой прекрасный дать ход своим детям. Довольно об нас старались, а мы поехали в чужие края: ты без жалованья, а я на 400 рублей. У Анстета будет ему хорошо: хорошая школа. Персиянин не знает по-немецки. Пфеллер в этом отношении будет очень полезен нашему толстяку, коему и я буду писать.
Ты не знаешь еще, кого в Бразилию? Теперь верно, что Полетика не возвратится в третий раз в Америку: уже и место отдано. Тейльса я очень знал в Неаполе, мы с ним вместе работали у Лассия. Он был прислан, якобы штатский человек, дабы не дать подозрения французскому послу, но в самом деле был инженерный офицер. Вчера сказывал я графине Строгановой, что ты пишешь о Васе. Они все сегодня едут в Калугу, и я вчера в опере (которая очень ей понравилась) распрощался с графинею. Мне Риччи дал свою ложу, я возил детей; обе, особенно Катя, в восхищении. Я представил Катю Юлии Александровне, у которой во время оперы перебывали почти все москвичи в ложе; не дали ей и послушать хорошенько.
После оперы поехал я с Вяземским к Урусовым, где и провел вечер очень приятно. Скучный Филистри нас наконец оставляет и едет на днях куда-то во внутренность империи продавать свои таблицы, кои все находят полезными, но ужасно дорогими.
С Воронцовым часто вижусь. Он пробудет дней с 10 с нами. Представлялся государю и был принят очень благосклонно. Говорят, Александр Гурьев, сын министра, назначен градоначальником в Одессу. Говорят также, что Ланжерон едет к водам и что на его место наш Иван Никитич Инзов.