Ну вот, и веселия кончились. Принялись за хрен и редьку. Катя устала и нос повесила, что нет больше театров. Третьего дня во дворце еще лучше могли мы насладиться зрелищем кадрилей. В концертной зале был поставлен балдахин, под оным двое кресел, а вокруг залы сделано было возвышение для мужчин, перед ними скамейки поставлены были для дам, так что всякий мог все видеть. Это именно очаровательно. К тому же перед императрицею сели так же прелестно одетые две великие княжны и Константин Николаевич, одетый туркою, капитан-пашою, с маленьким Мердером. Мы прекрасно видели все танцы. По-моему, Катя все-таки была всех лучше и одеждой, и собою. После начались танцы, которые продолжались до двенадцати часов, а после ужина протанцевали только несколько польских, да и шабаш. В продолжение оного кадриля государь сел в другой комнате и велел там сесть графу Апраксину и мне. Много разговаривали о публичном маскараде, где императора много масок интриговало, между прочими Икс культа. Нечего делать, должен был ее назвать.
От Жуковского из Верне в Швейцарии получил письмо. Воды несколько ему помогли, живет в Швейцарии до весны, выедет оттуда в конце мая, а в июле надеется быть здесь. Дай Бог этому доброму человеку совсем оправиться, а как плох отсюда выехал!
Сегодня никуда не гожусь я, мой милый и любезнейший брат, не гожусь, как это перо, которое кидаю и беру другое. Затормошили меня дома; всегда как будто сговорятся многие приехать отнимать у меня время, так что я вместо одиннадцати часов попал в Воспитательный дом почти в 12, оттого должен был там пробыть лишние три четверти часа; но зато кончил дела Наташины сам, не прибегая к другим; оно и лучше. Тут Рудин пришел с бумагами, коих более случилось обыкновенного. Отделался, думаю за тебя приняться; пришла милая гостья, любезная, радостная, которую всегда принимаю с удовольствием, даже когда и к тебе пишу… Ты спрашиваешь, кто эта гостья? Ах ты, недогадливый! Кому же быть гостье этой, ежели не петербургской почте? Благодарю за письмо твое от 20-го. Оно радостно, извещает об отъезде Дишки, то-то Ольга обрадуется! И с брюхом запрыгает! Ужо ей скажу, как явится обедать, а теперь не пошлю письма. От тебя была одна официальная бумага, но как я тебя благодарю за нее! Какую ты мне доставил приятную минуту! Я тотчас послал за бедной Васильевой, матерью умершего чиновника нашего, коей жалуется 300 рублей. Но ты представь себе, что тебе жалуют 300 тысяч рублей. Ну, ты бы так не обрадовался. Я видел пред собою крошечную, в землю вросшую старушку, одетую как нищая. Ей бы 25 рублей фортуна, а она 300 получит. Кинулась к ногам (вот этим испортила мою радость, дал бы еще 50 рублей своих, чтобы этого не делала), заплакала, да и встать уже не могла. Все присутствующие были тронуты. «Батюшка! Как это было? Ведь уже было отказано мне при Иване Александровиче Рушковском, я не ждала!..» – «Ну, как бы ни было, приходите за деньгами, молите Бога за государя, за князя Голицына и за Константина Яковлевича».
Прежде нежели Бог послал мне теперешнее мое место, я всегда в уме моем созидал себе другое: быть раздавателем милостей царской фамилии, посвятить жизнь тому, чтобы ходить отыскивать истинную нищету и помогать ей. Сколько бы можно отирать слез, сколько бы истинных благословений имели бы цари наши! Я бы отложил всякое пристрастие в должности моей, сделал бы из этого совестное дело, должность моя была бы не явная, а са мая искренняя. Отчеты давал бы я только государю самому. Должность моя была бы истинно завидная. Воображаю себе, что всякий день имел бы я несколько сцен, как сегодняшняя. Ну, хорош я со своими воздушными замками. Другие назовут мои слова галиматьею; сердце твое иначе создано, и ты скажешь обо мне: не так уж и глупо.
Вчера было у нас собрание акционеров пароходного общества. Бенкендорф болен, не мог председательствовать, просил меня, но Карнеев старше, я ему передал эту честь. Он читал отчет, который весьма удовлетворителен. В прошлом году чистой прибыли было 199 799 рублей. Дивидендов дадут по 16%, да в запасный капитал 108 тысяч. Славно идут дела. Посылаю тебе несколько экземпляров отчета, отдай один Горчакову: он тоже акционер. Теперь у нас в голове несколько других проектов для составления компаний, и самых полезных. Если Бог благословит, то будет публика благодарна.
Вчера собрались к нам на славную рыбу Каменского [приятель Булгаковых, Дмитрий Николаевич Бантыш-Каменский мог присылать им рыбу из Тобольска, где он был губернатором] Виельгорский, Вяземский, Кокошкин, Норов. Это бы и хорошо, но смотрю потом: валят князь Елисей Васильевич сам-сем, Базиль, Саражинович, Рубини с женами, Меликов. Однако же не только всем досталось, но еще и осталось рыбы на вечер, остатки покушали Кач и доктор Левенгейм с Пфеллером.