— Можешь убедиться своими глазами. Приходи ко мне на
Садовую улицу, посмотришь моих зверушек. Из-за них я не живу
в доме крестного. И так мы доставляем ему немало хлопот и волне¬
ний. Непутевые...
— Я таковым себя не считаю...—резко возразил Анатолий.
Владимир ничего не ответил. Разговор оборвался.
Ресторан заполнялся новыми посетителями и уже не вмещал
всех любителей растегаев. И в аллеях сада стали гуще толпы гу¬
ляющих. В знойные летние дни тенистый Александровский сад
особенно привлекал своей прохладой. Няньки с детьми, студенты
из университета, расположенного напротив, мелкие купчики и при¬
казчики из множества складов, лавок и магазинов возле Красной
площади, чиновники казенных присутствий, девицы, ищущие кава¬
леров, прохаживались по дорожкам и отдыхали на скамейках, щед¬
ро расставленных у цветочных клумб.
— Знаешь, что я надумал? — неожиданно нарушил молчание
Анатолий.
— Что?
— Наше внешнее сходство надо использовать в каком-нибудь
номере. Можно сделать занимательный трюк.
— Согласен...— откликнулся Владимир.— Но все же мы очень
различны.
— Не спорю...
Разговор погас. Братья встали из-за стола, вышли из ресторана,
равнодушно, словно чужие, попрощались и каждый направился
в свою сторону.
В своих мемуарах Анатолий Леонидович Дуров не удержался,
чтобы не приписать себе идею применить дрессированных живот¬
ных и птиц для клоунских антре. «Мои дрессированные животные
имели большой успех и породили массу подражателей,— без лишней
скромности писал мемуарист.— Почти все циркисты обзавелись ка¬
кими-либо зверьками и стали их приготовлять к артистическому по¬
прищу, однако моих они не перещеголяли, и я во все время службы
в Москве первенствовал со своими маленькими помощниками.
Мой способ дрессировки никому не был известен, вследствие
чего мои конкуренты не могли достигнуть того внимания публики,
коим я пользовался. Они вызывали послушание животных хлыстом
или того хуже — голодом, я же, наоборот, терпением и лаской... Мои
животные постоянно веселы и слушаются меня без малейших угроз,
тогда как конкуренты во время представления не выпускают кнута
из рук и до такой степени запугивают своих зверят, что те рабо¬
тают, трясясь от страха, и так жалобно поглядывают на своих учи¬
телей, что возбуждают в публике понятное сострадание. Я не знаю,
зачем мои коллеги прибегают к подобным крутым мерам, когда с
маленькими друзьями человечества можно справиться одним тер¬
пением».
Подобные утверждения мемуариста не соответствуют истине.
Иностранные клоуны ранее использовали дрессированных животных
в своих антре. Но наибольших успехов в этом добился Владимир
Дуров.
Только ревностью и страстным стремлением умалить достижения
брата можно объяснить подобные неточности в мемуарах Анатолия
Дурова. Что греха таить, в своих воспоминаниях старший брат пла¬
тил ему той же монетой.
Причина в обоих случаях одна — вражда! Вражда, исподволь
зародившаяся в молодые годы и трагически прошедшая через всю
жизнь братьев.
Анатолий Дуров косвенно объясняет ее истоки, делая откровен¬
ное, хотя жестокое признание: «Приглядевшись к закулисной цир¬
ковой жизни, я понял, что закулисная интрига — не интрига, а толь¬
ко борьба за существование. Иной борьбы, в силу особенности
положения вещей, там быть не может. В цирке, как и в театре,
счастье одного построено не на несчастье другого, как это обыкно¬
венно бывает в жизни, а на несчастье двадцати других. Потому,
чтобы занять видное положение в театре или цирке, нужно пред¬
варительно превратить многих в ничто и уже на их терпеливых
плечах основаться самому во всем блеске своего успеха. В сущно¬
сти, за кулисами царит одно правило: «Топи!». И если ты сам не
будешь топить, так утопят тебя... Все хотят есть слаще, жить про¬
сторнее, и поэтому каждый карабкается на первое место, которое
хорошо оплачивается и тешит самолюбие».
Много горьких минут надо было испытать, чтобы прийти к по¬
добному заключению. Как бы то ни было, оно дает ключ для пони¬
мания сложных жизненных взаимоотношений братьев Дуровых.
Безработный циркист под кровлей опекуна не испытывал острой
нужды. Но его, уже вкусившего сладость успеха в провинции, то¬
мила вынужденная бездеятельность в Москве. И он настойчиво
добивался ангажемента в цирке Шумана. Разговор с директором
был короток:
— Кто вы? — спросил директор.
— Русский клоун Дуров.
— Как?
— Анатолий Дуров — русский клоун.
— Не слыхал такого.
— Я начинающий...
— Таким место в провинции...
— Дайте дебют!
— Глупости!