Братья и сестры Наполеона. Исторические портреты

Взаимоотношения между легковозбудимой дочерью Жозефины и Луи продолжали ухудшаться, и возведение Луи на трон Голландии ни в коей мере не улучшило их. Луи уклонялся от того, чтобы носить марионеточную корону, а его жене была ненавистна перспектива замены общества ее матери на уединенный образ жизни среди нелюдимых голландцев.

Голландия катастрофически пострадала во время длительной войны с Англией. Ее морская торговля пришла в упадок, а порты были закрыты континентальной блокадой. К тому же берлинский декрет Наполеона, запрещавший любой стране, входящей в сферу интересов Франции, торговать с Англией, разрушил ее внутреннюю экономику. Высшая власть в Голландии была передана лично Великому наместнику, но наиболее могущественным лицом в стране был адмирал Верюэль, патриот, который понимал безрассудство попыток добиться поражения могущественного соседа Голландии. В угаре перекройки карт, который последовал за Аустерлицем, Наполеон принял решение положить конец номинальной независимости Голландии и в марте 1806 года писал Талейрану: «Я видел адмирала Верюэля… Голландия оказалась без исполнительной власти, а должна иметь ее… Я отдам власть Луи. Вместо Великого наместника она обретет короля!»

Луи проявил даже меньший интерес к трону, чем к супружеству. Но он был достаточно реалистичен, чтобы понять, что отказ будет означать ссылку и что Наполеону не составит труда найти ему замену. Он занял определенную позицию и заручился обещанием, что независимость Голландии будет гарантирована. С таким, не имевшим никакой цены зароком в кармане он и Гортензия направились в Голландию 12 июня 1806 года.

В Роттердаме Гортензия попала в исключительно неприятную ситуацию. Толпа граждан, не имевшая никакой другой мысли, кроме проведения теплой встречи королевской четы, вывела лошадей из их упряжки и на руках поволокла королевскую карету по улицам, заполненным горожанами, проявлявшими бурный восторг. Для молодой женщины, чьи самые запоминающиеся годы были проведены в Париже во время Террора, суматоха такого рода показалась прелюдией к перевороту, схожему с тем, который закончился казнью ее отца и освобождением в последнюю минуту от гильотины ее матери. От испуга она почти впала в истерику. «Эта бурная радость, — писала она впоследствии, — столь сходная с яростью, заставила меня оцепенеть от страха, и я сказала моему мужу: „Вот так встречали Марию Антуанетту во Франции. Такой же пыл они проявили позднее, принося ее в жертву“. Это был неподходящий момент, чтобы предаваться таким грустным воспоминаниям, но рассудок мой был затуманен».

Состояние рассудка Гортензии было хорошим барометром. Ее пребыванию в Голландии предстояло оказаться самым несчастливым периодом в ее почти безрадостной жизни. Луи, несмотря на плохие предзнаменования, начал свое правление с наилучшими намерениями. Он предпринял несколько честных и старательных попыток действовать с воображением и эффективностью. Но с первых же часов правления его достигал голос брата — из Парижа, Варшавы или Берлина, и сложные инструкции, приправленные запретами и взрывами возмущения, почти ежедневно поступали в Гаагу. Попытки Луи завоевать расположение голландцев с помощью создания института местных судебных исполнителей и организации правопорядка для дворян по типу Почетного легиона были восприняты с неудовольствием и запрещены еще до того, как получили огласку. Менее чем через год после прибытия Луи в Голландию Наполеон писал ему из Остероде: «Мне говорят, что ты восстановил для дворян в своих автономиях их титулы и привилегии. Возможно ли, что ты был настолько близорук, чтобы не видеть, каким пагубным мог бы оказаться такой шаг для тебя самого, для Франции и для меня? Ты настолько добр, что отрекаешься от французского трона. Человек… который лишил нацию результатов пятнадцатилетней борьбы, тяжелого труда и крупных свершений, был бы недостоин своего положения. Это не может продолжаться. Мой посол имеет инструкции информировать тебя, что, если ты не готов отказаться от подобных мер, он имеет приказ покинуть Голландию, и я разделаюсь с тобой!»