Не знаю, понимали ли голуби Софии человечий язык, но Бьянка Юнатана поняла. Она ткнулась клювом ему в щеку, словно хотела успокоить, а потом взвилась ввысь. И замерцала в сумерках белизной, своей опасной белизной. Додику ничего не стоило заметить ее, если бы он посмотрел в нужную сторону.
Но он не смотрел в нужную сторону. Он о чем-то разболтался с приятелем и ничего не видел и не слышал; Маттиас следил за ним и не опускал фонаря.
Мы увидели, как исчезла в темноте Бьянка, и я сразу потянул Юнатана за рукав, чтобы он вернулся в свое убежище. Но он не хотел уходить. Или еще не хотел. Ведь стоял такой прекрасный вечер, воздух был свежим и теплым, нам легко и вольно дышалось. Конечно же, Юнатану совсем не хотелось лезть обратно в тесную душную конуру. Я понимал его как никто другой: мне самому столько пришлось пролежать взаперти на кухне, когда мы жили в городе.
Юнатан сидел в траве, обхватив колени руками. Он сидел спокойно и, казалось, не собирался уходить отсюда весь вечер, сколько бы воинов Тенгила ни прохаживалось у него за спиной.
— Почему ты не хочешь идти и сидишь? — спросил я.
— Потому что мне нравится здесь, — ответил Юнатан. — Потому что я люблю эту долину в сумерках. И прохладный воздух, в котором купается лицо, его я тоже люблю. И колючий шиповник, от которого пахнет летом.
— И мне, мне он тоже нравится, — признался я.
— И еще я люблю цветы в траве, и деревья, и луга, и леса, и маленькие красивые озера… Я люблю смотреть, как восходит солнце и как оно садится, как светит луна, как сияют звезды, да и много еще чего — разве вспомнишь!
— И мне, мне тоже это нравится, — повторил я.
— Разве только тебе. Всем людям! И если им не нужно ничего больше, то скажи мне, почему они не могут жить спокойно, почему обязательно должен появиться Тенгил? — Я не мог ему ответить, и Юнатан сказал: — Ладно! Нечего сидеть! Пойдем лучше в дом!
Но мы не могли просто взять и пойти. Мы не знали, как там дела у Маттиаса и где сейчас Толстый Додик.
Стало совсем темно. Возле дома горел фонарь.
— Он держит его высоко. Значит, никаких додиков. — сказал Юнатан. — Бежим!
Но едва мы пробежали несколько метров, как фонарь молнией врезался в землю, и мы замерли на месте. Послышался стук копыт: ехали галопом. Потом стук пропал, кто-то заговорил с Маттиасом. Юнатан крепко подтолкнул меня кулаком в спину.
— Иди туда! — шепнул он. — Иди к Маттиасу!
Сам он скользнул в гущу зарослей.
А я, испуганный и дрожащий, пошел на свет фонаря.
— Да вот вышел подышать свежим воздухом, — послышался голос Маттиаса. — Сегодня такой прекрасный вечер.
— Вечер прекрасный? — ответил ему грубый бас. — А знаешь, что полагается тем, кто гуляет после захода солнца, а? Смертная казнь, понял?
— Ты старый наглый дед, вот ты кто! — подхватил другой голос. — Кстати, где сейчас твой мальчишка?
— Вот он идет, — сказал Маттиас. Я уже подходил к ним. И, конечно, сразу узнал тех двоих на конях — Ведира и Кадира.
— Ну как, сегодня ты не собираешься в горы посмотреть на луну, а? — спросил Ведир. — Как тебя зовут, маленький плут, ты нам так и не сказал?
— Меня зовут просто Сухариком, — ответил я. Я ничего не опасался, никто не знал меня под этим именем, ни Йосси и ни кто другой, только Юнатан и Маттиас.
— Ты и вправду сухарь, — сказал Кадир. — А скажи, Сухарь, как ты думаешь, зачем мы приехали?
У меня ноги подкосились.
Наверное, они пожалели, что отпустили меня в прошлый раз, подумал я, а теперь приехали, чтобы забрать и посадить в пещеру Катлы, зачем же еще им приезжать.
— Так вот, заруби себе на носу, — продолжал Кадир. — Мы объезжаем долину по вечерам, чтобы присматривать, как повинуются люди приказам Тенгила. Твой дед, видно, стал туго соображать, может, ты втолкуешь ему, что случится с ним да и с тобой тоже, если вы не будете сидеть дома, как положено, после наступления темноты.
— И учти! — добавил Ведир. — Еще раз ты так легко от нас не отделаешься, если мы застанем тебя не там, где надо, запомни накрепко. Сухарь! Дед твой, жив он или мертв, кому какая разница. А ты еще молод и, верно, хочешь вырасти в доброго воина, а?
Воина Тенгила, ну нет, никогда, скорее умру, подумал я, но ничего такого не сказал. У меня сердце сжималось от страха за Юнатана, я не осмеливался перечить им и поэтому угодливо ответил:
— Да, конечно, хочу.
— Вот и отлично! — сказал Ведир. — Тогда приходи рано утром к речным воротам и сам увидишь Тенгила. Завтра он прибудет сюда на золоченой ладье по реке Изначальных Рек и причалит к большой пристани.
И они поехали. Но Кадир в последний момент придержал коня.
— Эй, слышь, старик! — прокричал он входившему в дом Маттиасу. — Тебе не встречался такой красивый светловолосый юноша по имени Львиное Сердце, а?
Я держался за руку Маттиаса и почувствовал, как дед вздрогнул, но ответил он спокойно:
— Не знаю я никакого Львиного Сердца.
— Ага, понятно, — продолжал Кадир. — Но вдруг ты встретишь его ненароком? Ты знаешь, наверное, что ждет тех, кто его укрывает? Смертная казнь, понял?
Маттиас захлопнул за собой дверь.
— Смертная казнь, смертная казнь. У них только одно на уме.