Братья Львиное Сердце

— Ничего тебе поле не даст. — спокойно сказал ему Юнатан. — Ты, видно, забыл, что из десяти горошин девять заберет Тенгил?

— И то правда, — поморщился Маттиас. — Пока он хозяйничает в Шиповничьей долине, от голода да от нужды не уйдешь.

Теперь Маттиасу предстояло прокрасться в поле и опорожнить там корыто, а я должен был стоять у двери и быть начеку.

— Засвисти, — сказал Юнатан, — если заметишь хоть что-то подозрительное.

Я умел насвистывать одну песенку, мы с Юнатаном выучили ее давным-давно, когда еще жили на земле. В то время мы часто насвистывали вместе. Дома по вечерам. Так что свистеть я умел.

Юнатан залез в свою дыру копать дальше, а Маттиас закрыл дверку и задвинул ее буфетом.

— Запомни, Сухарик, пусть это накрепко отпечатается у тебя в голове! Никогда, никогда не забывай закрывать люк и ставить на место буфет! Помни, ты сейчас живешь в долине, над которой властвует Тенгил! Не забудешь?

— Не забуду, — обещал я.

В кухне было почти темно. Фонарь, стоявший на столе, горел тускло. Маттиас загасил его.

— Пусть во всей долине стоит черная ночь, — сказал он. — Слишком в ней много глаз, которые хотят видеть то, что им видеть не следует.

Потом он взял корыто и пропал с ним, а я встал у открытой двери. И в самом деле, во всей Шиповничьей долине стояла черная ночь. Темнота окутывала дома, темнота нависала над ними сверху. Не светила луна, не сияли звезды, повсюду густела черная тьма, и я ничего не видел. Зато и глаза ночи, о которых говорил Маттиас, они ведь тоже ничего не видели, одно это чуть утешало меня.

Но стоять у двери было тоскливо и одиноко, да и жутко тоже. Маттиас все не приходил. Я начал тревожиться и с каждой минутой беспокоился все больше и больше. Почему он не идет? Я вперился взглядом в темноту, но ничего не видел. Хотя темнота уже не казалась такой черной. Она чуть посветлела. Или к ней привыкли глаза? И тут я заметил. Сквозь облака понемногу стала пробиваться луна. Не могло случиться ничего худшего! Я молился про себя, чтобы Маттиас шел поскорее, поскорее шел обратно, пока еще темно, пока можно спрятаться. Но он бы уже не успел. Луна выплыла из облаков и залила долину потоками яркого света.

И тут довольно далеко от меня я увидел Маттиаса с корытом в руках, он пробирался в зарослях шиповника. Я в панике оглянулся. И увидел… Толстого Додика, спускавшегося со стены по веревочной лестнице.

Не так-то просто насвистывать песенку, когда ты напуган до смерти. Песенка просто не получалась. Но все-таки я выдавил из себя что-то похожее на нее и увидел краем глаза, как Маттиас юркнул в кусты.

А Додик уже нависал надо мной.

— Ты чего свистишь? — проревел он.

— Я… я только что выучил эту песенку, — пропищал я. — Она у меня никак не получалась, а сейчас взяла и получилась. Хотите послушать?

И я опять засвистел, но Додик не дал мне продолжить.

— А ну брось! —гаркнул он. — Вообще-то я не знаю, запрещено свистеть или нет, но скорее всего запрещено. Наверное, Тенгилу это бы не понравилось. И потом дверь в доме должна быть закрыта, понял?

— Тенгилу бы не понравилось, что дверь открыта?

— Не суйся, куда тебя не просят! —сказал Додик. — Делай как говорят! Нет, подожди! Дай мне ковшик воды, ходишь-ходишь тут из-за вас взад-вперед, в пору помереть от жажды.

Я подумал: а что, если он пойдет за мной на кухню и не застанет там Маттиаса? Как быть тогда? Бедный Маттиас! Смертная казнь тому, кто гуляет по ночам, — про это я уже наслышался.

— Сейчас принесу, — заторопился я. — Одну минутку, мигом обернусь.

Я побежал в кухню и стал нашаривать бочку. Она стояла в углу. Потом нащупал ковш и зачерпнул воды. И тут почувствовал, что кто-то стоит в темноте у меня за спиной. Никогда еще я не испытывал такой жути.

— Зажги свет! — рявкнул Додик. — Хочу посмотреть на вашу крысиную нору.

Руки у меня дрожали, все дрожало, но я как-то сумел зажечь фонарь. Своими огромными ручищами Додик взял ковш и стал пить. Он пил и пил, казалось, живот у него бездонный. А потом кинул ковш на пол, огляделся вокруг и задал вопрос, которого я ждал и боялся:

— Старик Маттиас, что здесь живет, где он сейчас?

Я не отвечал. Я не знал, что ответить.

— Ты что, оглох? Я тебя спрашиваю! — загрохотал Додик. — Где старик Маттиас?

— Он спит, — ответил я. Что же еще я мог ответить?

— Где?

Рядом с кухней в маленькой каморке стояла кровать Маттиаса, я прекрасно знал об этом. Но знал также, что сейчас его там нет. И все же ткнул пальцем в дверь:

— Там.

Не сказал, я едва слышно пискнул. Воображаю, какой жалкий был у меня вид. Додик расхохотался.

— Не умеешь ты врать! — сказал он. — Ладно, сейчас посмотрим.

Он был страшно доволен собой, он же знал, что я солгал, а ему, видно, очень хотелось подвести Маттиаса под смертную казнь, чтобы его похвалил Тенгил или еще зачем.

— Дай-ка мне свет! — приказал он и забрал у меня фонарь.

Я тут же решил броситься, прыгнуть в дверь, побежать к Маттиасу, крикнуть ему, чтобы он бежал, бежал, пока не поздно. Но я с места сдвинуться не мог. Голова у меня кружилась, ноги подкашивались, я боялся…