И едва снаружи стих стук копыт, как он снова стоял на углу с фонарем, а потом в дом вошел Юнатан; он расцарапал руки и лицо, но был доволен и рад, что все обошлось и что Бьянка уже летит над горами.
Поздно вечером мы сели ужинать. В кухоньке Маттиаса. И с открытой дверкой тайника, чтобы Юнатан мог тотчас спрятаться, если заявятся непрошеные гости.
Но сначала мы пошли с Юнатаном на конюшню. Было очень приятно смотреть на лошадей: они снова оказались вместе. И стояли голова к голове. Словно рассказывали друг другу, что им пришлось пережить. Я дал им овса. Юнатан хотел остановить меня, но потом махнул рукой.
— Пускай полакомятся в последний раз! Но овес, овес в Шиповничьей долине лошадям не дают.
Когда мы вошли в кухню, Маттиас ставил на стол большую корчагу с супом.
— Больше ничего нет, да и суп-то — одна вода, — вздохнул он. — Но она по крайней мере теплая.
Я оглянулся, где же котомка? Я вспомнил, что в ней лежит. А когда выложил на стол лепешки и баранину, оба они — и Маттиас, и Юнатан — вздохнули, и глаза у них засветились. А я обрадовался, что смог устроить им что-то вроде праздника. Я нарезал окорок крупными кусками, и мы принялись за еду и ужинали супом, хлебом и окороком, мы ели и ели. И никто ничего не говорил долгое время. Но наконец Юнатан сказал:
— Подумать только, как хорошо наесться досыта! Я почти забыл, что значит быть сытым.
Мое лицо, наверное, сияло от удовольствия, в первый раз я почувствовал, что приехал в Шиповничью долину не зря, что поступил правильно и хорошо. А потом мне снова пришлось рассказать о своих приключениях — обо всем, что случилось, с минуты, как я выехал из Рыцарского подворья, и до того, как Ведир и Кадир проводили меня к Маттиасу. Вообще-то я уже все рассказывал, но Юнатан хотел послушать меня еще раз. И долго смеялся над Ведиром и Кадиром, как я и ожидал. Маттиас смеялся тоже.
— Да, не так уж они хитры, воины Тенгила, — сказал он. — Хотя считают себя большими умниками.
— Точно. Даже мне удалось провести их, — сказал я. — Если б они только знали, что как раз братца, которого хотели заполучить, сами проводили в Шиповничью долину и отпустили, ничего не заподозрив! — И тут я задумался. — Юнатан, а каким образом въехал в долину ты?
Он рассмеялся.
— А я запрыгнул сюда.
— Как… запрыгнул? Вместе с Гримом?
— С ним, — ответил Юнатан. — Другого коня у меня нет.
Я же видел, знал, какие прыжки делал он на Гриме. Но чтобы перепрыгнуть такую высокую стену, как здесь, — в это никто бы не поверил.
— Понимаешь, в одном месте было не так высоко, — сказал Юнатан, — не очень высоко, не так, как в других местах. Хотя и не очень низко. Пришлось постараться.
— Да, — сказал я. — А что же стража, тебя никто не заметил?
Юнатан откусил от лепешки и опять засмеялся.
— За мной их гналась целая туча. Грим получил стрелу в зад. Но я ускакал от них, а один добрый человек спрятал нас с Гримом в сарае. А потом ночью он проводил нас к Маттиасу. Теперь ты знаешь все.
— Ну нет, ты еще не знаешь всего, — возразил Маттиас. — Ты не знаешь, что народ долины слагает песни об этой скачке. Давно люди так не радовались — с тех самых пор, как долину захватил Тенгил и сделал нас рабами. «Юнатан — наш освободитель», — поют в народе и верят, что он освободит нас. И я тоже верю. Вот теперь ты знаешь все.
— И опять ты не знаешь всего, — подхватил Юнатан. — Ты еще не знаешь, кто возглавляет борьбу с Тенгилом. Маттиас! Теперь, когда Орвара схватили и бросили в пещеру Катлы. Нет, это Маттиаса должны славить как освободителя, а не меня!
— Зачем ты зря говоришь, Юнатан? — снова возразил Маттиас. — Я слишком стар, чтобы возглавлять борьбу. Он ведь правду сказал, этот Ведир, — жив ли я, мертв ли, кому какая разница!
— Ты не должен так говорить, — вмешался я. — Теперь ты — мой дед.
— Ну, тогда, значит, есть еще ради чего жить. Но возглавлять борьбу — на это я не гожусь. Тут нужна молодость. — Он вздохнул. — Если бы Орвар был с нами. Но он сидит в пещере и достанется Катле.
Я увидел, как побледнело лицо Юнатана.
— Посмотрим, — пробормотал он, — кто достанется Катле. — А потом сказал: — Теперь за работу! Ты еще одного не знаешь, Сухарик, здесь, на нашей даче, спят днем, а работают по ночам. Пойдем покажу!
Он пролез через люк в свой «уголок», отбросил матрац, на котором мы спали, и поднял две незакрепленные половицы. Я увидел глубокую черную дыру.
— Отсюда начинается мой подземный ход, — гордо сказал Юнатан.
— А где он заканчивается? — спросил я, хотя догадывался, каким будет ответ.
— В лесу за стеной, — ответил Юнатан. — Еще несколько ночей работы, и ход будет готов. — Он влез в дыру. — Хотя попотеть еще придется, — добавил он. — Сам понимаешь, мне не улыбается вылезти из-под земли и тут же попасть в объятия Толстого Додика.
Юнатан пропал в темноте, а я долго сидел и ждал. Вернулся он, толкая перед собой корыто с землей. Он подал мне корыто, а я выволок его через дверку к Маттиасу.
— Еще землицы на мое поле, — довольно сказал Маттиас. — Теперь бы немного бобов и гороха на семена — и конец голодухе!