Читаем Братство талисмана полностью

– Я покидаю тебя, друг. Не могу больше оставаться. Я слишком долго находился в своем втором «я», и теперь пришло время перехода в третье.

– Слушай, ты талдычишь об этих своих пронумерованных «я» с самой первой нашей встречи. Объясни толком, в чем там суть.

– Три фазы существования, которые последовательно сменяют друг друга, – с достоинством заявил Ух.

– Постой-ка, это же как у бабочки: сначала гусеница, потом куколка, а в конце концов…

– Я ничего не знаю о бабочках, впервые о них слышу.

– Но ты в своей жизни успеваешь побыть тремя различными существами, так?

– Во втором можно было остаться дольше, если бы не пришлось на секунду перейти в третье, чтобы увидеть, каков на самом деле этот ваш Лоуренс Арлен Найт.

– Ух, мне очень жаль, что так вышло.

– Жалеть не надо. Третье «я» – это радость. Оно самое желанное из всех. Ожидание встречи с ним переполняет меня счастьем.

– Что ж, тогда ладно. Если так, вали в свое третье «я». Я не возражаю.

– Третье «я» – это необратимый уход, – пояснил Ух, – оно не здесь. Оно где-то в другом месте. Не знаю, как объяснить. Я печалюсь о тебе, Майк. Я печалюсь о себе. Меня так огорчает наше расставание. Ты ведь делился со мной жизнью. И я тоже делился с тобой жизнью. Мы стали очень близки. Прошли вместе трудный путь. Мы понимаем друг друга даже без слов. Я бы с радостью разделил с тобой третью жизнь, но это невозможно.

Я шагнул к Уху, опустился перед ним на колени и протянул к нему руки, он взял их щупальцами и крепко сжал. В это мгновение я как бы стал с моим другом одним целым. И словно бы окинул взглядом огромную мозаику, увидев абсолютно все: темные и сияющие стороны личности Уха и его предназначение (хотя и не уверен, что смог это правильно истолковать), непостижимую структуру его общества и удивительные инопланетные обычаи; я впитал все его знания и воспоминания, негативный и позитивный опыт, планы и надежды. В общем, все это – информация, ощущения, эмоции – стремительным потоком заполнило мое сознание.

Ну а потом все вдруг разом исчезло. Исчез и сам Ух. Я по-прежнему стоял на коленях и протягивал руки, но передо мной ничего не было. Мой разум сковал холод, на лбу выступила испарина, я был близок к абсолютной пустоте и все еще оставался человеком. Я знал, что жив, и чувствовал это так остро, как никогда прежде. Не думаю, что сумел бы что-то вспомнить: мой мозг был просто не в состоянии хоть как-то рассортировать и систематизировать все полученные сведения, а потому, во избежание перегрузки, включил защитный режим и попросту уничтожил их.

Сколько это длилось, я не знаю, возможно, всего минуту, хотя наверняка гораздо дольше, а потом я почувствовал острую печаль и резко, как человек, жестко приземлившийся после долгого падения, вернулся в окутанный голубой дымкой мир плоскогорья. Ни Сары, ни Уха рядом больше не было. Только тупой Роско застыл по стойке смирно у догоревшего костра.

Я с трудом встал на ноги, огляделся по сторонам и попытался вспомнить, что происходило со мной до того мгновения, как во мне снова возобладала человеческая сущность. Она вернулась, как хлынувший в сухое русло древней реки водный поток. Вот только теперь на самом дне этой реки появилось что-то еще. А вдруг дело не только в слишком большом объеме новых сведений? Не исключено, что информация, которую на прощание передал мне Ух, была не так уж безобидна, если мой мозг, защищаясь, решил ее похоронить. А может, однажды она хотя бы частично оживет в памяти?

В конце концов я решил положиться на подсознание: оно наверняка разберется, какое знание позволительно, а о чем мне, ради моего же блага, лучше забыть навсегда.

Пошатываясь на нетвердых ногах, я подошел к потухшему костру и присел на корточки. Выбрал подходящую головешку и поворошил угли: оказывается, в глубине они еще тлели. Я подкинул в костер несколько щепок. Вскоре к небу поднялась извивающаяся лента дыма и появились первые крохотные языки пламени.

Я одиноко сидел у костра, смотрел на разгоравшийся огонь, подкидывая в него ветки, и предавался невеселым мыслям.

«Вот мы и достукались, – думал я. – От компании из четырех людей и смахивающего на многоножку инопланетянина остался лишь один-единственный человек. Хотя, пожалуй, все к тому и шло».

Признаться, я был близок к отчаянию, но сумел встряхнуться и взять себя в руки. Черт побери, мне приходилось бывать в самых разных переделках, да и охочусь я всегда один, так что ничего нового со мной не случилось. Да, Джордж и Тук исчезли, однако оплакивать их я не собирался. Ух, в отличие от этой парочки, был моим другом, но и о нем горевать тоже смысла не было: он ведь переселился в свое лучшее «я» и теперь существовал на другом, более высоком уровне сознания.

Единственным действительно важным для меня человеком была Сара, а она отправилась туда, куда хотела. Собственно, как и Ух. Размышляя подобным образом, я вдруг понял, что Джордж и Тук тоже ушли туда, куда стремились попасть. Получается, у всех, кроме меня, было такое место.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир фантастики (Азбука-Аттикус)

Дверь с той стороны (сборник)
Дверь с той стороны (сборник)

Владимир Дмитриевич Михайлов на одном из своих «фантастических» семинаров на Рижском взморье сказал следующие поучительные слова: «прежде чем что-нибудь напечатать, надо хорошенько подумать, не будет ли вам лет через десять стыдно за напечатанное». Неизвестно, как восприняли эту фразу присутствовавшие на семинаре начинающие писатели, но к творчеству самого Михайлова эти слова применимы на сто процентов. Возьмите любую из его книг, откройте, перечитайте, и вы убедитесь, что такую фантастику можно перечитывать в любом возрасте. О чем бы он ни писал — о космосе, о Земле, о прошлом, настоящем и будущем, — герои его книг это мы с вами, со всеми нашими радостями, бедами и тревогами. В его книгах есть и динамика, и острый захватывающий сюжет, и умная фантастическая идея, но главное в них другое. Фантастика Михайлова человечна. В этом ее непреходящая ценность.

Владимир Дмитриевич Михайлов , Владимир Михайлов

Фантастика / Научная Фантастика
Тревожных симптомов нет (сборник)
Тревожных симптомов нет (сборник)

В истории отечественной фантастики немало звездных имен. Но среди них есть несколько, сияющих особенно ярко. Илья Варшавский и Север Гансовский несомненно из их числа. Они оба пришли в фантастику в начале 1960-х, в пору ее расцвета и особого интереса читателей к этому литературному направлению. Мудрость рассказов Ильи Варшавского, мастерство, отточенность, юмор, присущие его литературному голосу, мгновенно покорили читателей и выделили писателя из круга братьев по цеху. Все сказанное о Варшавском в полной мере присуще и фантастике Севера Гансовского, ну разве он чуть пожестче и стиль у него иной. Но писатели и должны быть разными, только за счет творческой индивидуальности, самобытности можно достичь успехов в литературе.Часть книги-перевертыша «Варшавский И., Гансовский С. Тревожных симптомов нет. День гнева».

Илья Иосифович Варшавский

Фантастика / Научная Фантастика

Похожие книги