– Говорят, домой свалил. Заболел. Совсем развинтился наш «Череп», – с хитрецой в голосе добавил Малышев. – Ты случайно не знаешь, что за болячка у него образовалась?
– Обыкновенная. Воспаление хитрости. На него составили акт в дирекции, что «Череп» виноват на все сто в аварии магистралки. И подали на него в суд на возмещение ущерба. А заодно приказ на увольнение готовят.
– Вот это да! Ты-то откуда знаешь?
– У меня жена диспетчер. Они все всегда знают, – довольно ухмыльнулся Никонов. – Классно теперь попрессуют нашу «Черепушку»!
– А кто теперь вместо него? – поинтересовался Малышев.
– Пока мастер. Вон Тонька сидит. Уже надулась как самоварная баба. – Виктор скривился и равнодушно сказал: – Какая нам разница! Все равно рулит здесь Харицкая. Она теперь на «Черепа» столько всего спишет, считай, полконторы, что светит ему срок за растрату на пятерик, не меньше. И все это счастье я ей устроил, – добавил он, усмехнувшись.
– Что за счастье?
– Нечаянная радость называется. – Виктор выдохнул и спросил у Антонины, молча сидевшей за столом, перебирая какие-то бумаги. – Тонь, чего мы ждем? Пора на работу. Все равно никто больше уже не придет.
Стас и сам пребывал в недоумении. В бригадирской, кроме них, находился только Сашок-шепила, Васька-амбал, Юрка-сварщик и Игорь, которому все равно было где находиться, лишь бы ничего не делать. Антонина посмотрела на собравшихся и ответила:
– Сидите, ждите. Сейчас придет Юлия Семеновна. Она сделает сообщение и проведет пятиминутку.
– Ладно. А все-таки, где остальные, – малярши, плотник, а? Семенов с «прапором» болеют, а с остальными что?
Антонина нехотя и с заметным раздражением ответила:
– Малярши уволились…
Сашок опередил всех:
– Что, так сразу и все?!
– Н-да, – протянула Антонина.
– Правильно, платить людям надо! – жестко вставил реплику Васька-амбал. – А что Анатолий Палыч, – тоже уволился?
Тут уж Антонина не сдержалась и с плохо скрываемой неприязнью ответила:
– В больницу попал ваш Анатолий Палыч! Язва у него открылась… Пить меньше надо… – уже тише буркнула она.
– А он и не пьет! – отпарировал Васька-амбал.
– Ну да, на хлеб мажет! – Антонина посмотрела злобно на Ваську и добавила: – Позавчера его из слесарки диспетчера домой еле выпроводили, после того, как он опился на вашей попойке.
Ей никто не успел возразить, как в бригадирскую стремительно вошла Юлия Семеновна. Оглядев всех каким-то пронзительным отстраненным взглядом, спросила у Антонины:
– Это что, все?
– Да, Юлия Семеновна!
Харицкая подошла к столу. Опершись на него рукой, она жестко и безапелляционно, предисловий, сказала:
– Дирекция управляющей компании распорядилась уволить за грубейшие нарушения в работе и отчетности прораба ДЭЗ’а Лепилина. В связи с этим я отдаю распоряжение написать каждому из присутствующих докладные записки с перечислением тех материалов, которые вы получали у бригадира за последний квартал. Я имею в виду те материалы, которые он потом реализовывал не по назначению. Вам не надо, наверно, объяснять, почему это нужно сделать! Иначе вся материальная недостача будет распределена между нашими работниками и вычтена из их зарплаты. Так что, в ваших интересах вспомнить все как можно подробнее, – даты, количество и состояние приборов. Через час все записки принести ко мне.
Едва она замолчала, как робко прокашлявшись, подал голос Сашок:
– А что, его уволят совсем-совсем? Не получится так, что он останется?
– Он уже уволен. Ваши записки нужны для предоставления в суд. И давайте без лишних вопросов. Все уже решено без вас!
В ответ на ее слова лицо Сашка вдруг исказила такая гримаса злобной радости, что Малышев с Никоновым невольно переглянулись. Кто бы мог подумать, что в этом, вечно пришибленном юродивом сантехнике таятся такие страсти.
Но Харицкая, никак не отреагировав на это проявление чувств, лишь обвела всех жутковатым взглядом и вышла.
– Н-да, круто посолят задницу «Черепу»! – задумчиво обронил Никонов. – Ну, что ж, возьмемся за дело! Уж я-то ему изготовлю парочку классных розг. Заслужил мужик!
Вернувшись с оперативки, Стариков наскоро обговорил с мужиками их занятия на ближайшие два часа. Отослав их, он уселся за стол, и в который уже раз начал прокручивать в голове план допроса Быкова. Подполковник подал им дельную мысль не торопиться с допросом, дав, по его выражению, «помариноваться» Быкову до завтрашнего дня.
Психологическая обработка – дело, конечно, хорошее, но иметь к этому еще и несколько неопровержимых улик не помешало бы. Выходило, что все обвинение сейчас строилось на «липовых» пальчиках на ноже.
«От ножа с отпечатками пальцев Петра Куркова Быков отмахнется, как от мухи, и глазом не поведет», – невесело промелькнуло в голове. Стариков досадливо выдохнул и снова принялся черкать по бумаге. Надо было чем-то зацепить этого мужичка. Он чувствовал, что решение рядом, но никак не мог сообразить, с какой стороны его искать. Ему никак не давала покоя мысль, что в этом, в общем-то уже прозрачном деле, имеется решающий факт, который они просмотрели в ходе дознания и осмотра места происшествия.