Жена Макарыча, к исходу их, подходя на цыпочках, прислушивалась, дышит ли ее благоверный. Он дышал ровно, размеренно и глубоко, будто сморил его сон младенца, а не мужа, озабоченного тяжким бременем злосчастных забот. Когда же пришло время пробуждения, встал Макарыч с постели свежим, полным сил богатырем, вот только место приложения оных он не смог определить в нужном направлении. Ибо нервную систему длительный и глубокий сон привел в порядок, но вот разум, – разум Макарыча, будучи самым ранимым и тонким его инструментом, был поврежден. Что и стало в самом ближайшем времени явлено всем окружающим его людям в полном объеме! Как точно сказали мужики, узнавшие про это, – «снесло крышу у Макарыча вместе со стенами»…
В то утро разум Макарыча, не находя подходящего повода для раскрытия своей вновь обретенной уникальности, дал своему хозяину благополучно собраться, позавтракать и выйти из дома, направив его на работу, как и делал это почти три десятка лет. Собравшиеся на пятиминутку сантехники и прочий работный люд не заподозрили в поведении своего начальника никаких особых странных отклонений, о чем в последствии круто жалели. Некоторые говорили, что видели в его манере общаться что-то этакое, но их тотчас же осадили, приговаривая: «Все потом крепки задним умом…».
Не могли работники ДЭЗ’а знать, что их бригадир уже вышел на финишную прямую. Судьба его необратимо изменится через каких-то полчаса. Едва они разошлись, получив от Макарыча записки с заявками, которые загодя, словно что-то предчувствуя, заготовила Антонина, как двери в бригадирскую отворились и на пороге появилась Юлия Семеновна. Официоз на ее лице не предвещал ничего хорошего. Но Степан Макарыч, взглянув на нее кротким ясным взглядом, дал ей понять, что нет у него никаких причин быть замешанным в ее ужасном настроении. Но Юлия Семеновна не приняла этого открытого душевного посыла. Коротко, словно бросив трехпудовую гирю к ногам Макарыча, она отчетливо произнесла:
– Степан Макарыч, зайдите ко мне, пожалуйста…
И с тем вышла, прихлопнув слегка дверью. Степан Макарыч принял ее просьбу, как должно принимать просьбу начальника и, не мешкая, направился ей вослед. Когда он вошел в кабинет, Юлия Семеновна уже сидела на своем месте за столом. Жестом указав на стул, она, несколько помедлив, сказала с нотками горечи в дрогнувшем голосе:
– Степан Макарыч, случившееся событие заставило нас, как это ни неприятно говорить, принять экстраординарные меры по отношению к Вам…
Она помолчала и снова заговорила:
– Позавчерашняя авария по заключению комиссии выявила грубейшие нарушения в технике эксплуатации магистрального трубопровода на нашем участке.
Юлия Семеновна остановилась передохнуть и посмотрела внимательным взглядом на Степана Макарыча. Тот слушал ее с таким видом, будто перед Юлией Семеновной сидела египетская мумия и таращила на нее пустые глазницы. Но Харицкая была человеком железного закала. Это мистическое видение никоим образом не поколебало ее решения продолжить разговор, в котором она изложила всю тяжесть проступка, сидевшего перед ней человека. Степан Макарыч без видимой реакции выслушал все претензии со стороны дирекции управляющей компании. Когда же Харицкая закончила их излагать, он остался сидеть перед ней такой же неодушевленной мумией.
Юлия Семеновна с недоумением восприняла такую реакцию. Человек, которого только что обвинили в позорном, тяжком проступке, был невозмутим, спокоен и благостен лицом. Она ощутила какое-то внутреннее беспокойство. Ее смутило поведение Лепилина. Оно явно указывало, что с ним что-то не так. Юлия Семеновна поспешила закончить эту тягостную процедуру, намеченную её руководством. Протягивая Степану Макарычу лист бумаги, она как можно сочувственнее сказала:
– Поверьте, Степан Макарыч, руководство решило найти виновного… Вы знаете, как это делается. Я со своей стороны приложила все усилия для того, чтобы как-то изменить их решение, но все мои возражения были бесполезны. Вот, возьмите бумагу и напишите объяснительную, почему на отводе от магистрали была поставлена бракованная задвижка и не был сделан своевременный ремонт для ее замены… Они хотят… – Харицкая замялась и почему-то шепотом добавила, – направить дело в суд о причинении ущерба по халатности и возмещении убытков… Я отговаривала их, как могла, говорила, что не было здесь никакой халатности, но они никак…
Говоря это, Харицкая пододвигала листок все ближе к Лепилину, пока тот с отрешенным недоумением не воззрился на появившиеся в его поле зрения бумагу и руку Юлии Семеновны.
Степан Макарыч поднял лицо от стола и увидел склоненное к нему участливое лицо своей начальницы и что-то, похожее на мысль, промелькнуло в его пустых глазах.