На его вопрос все трое отреагировали единым движением. Потеснив Быкова внутрь, они вошли и захлопнули дверь. Тот, что был постарше, колко глядя на него, сухо спросил:
– Быков, Виктор Федорович?
– Ну, я…
Оперативник протянул ему бумагу и пояснил:
– Вот постановление на ваш арест. А вот ордер на обыск. Он протянул Быкову еще один лист бумаги. Быков взял их, повертел в руках, однако читать не стал и вернул листки назад.
– Я неграмотный, – со злой иронией сказал он. – Но кое-какие порядки ментовские я знаю. Понятые где?
– Сейчас будут. Борис, пригласи соседей с площадки. А мы пока побеседуем. Вернее, послушаем гражданина Быкова о том, как он в подвале двести шестьдесят второго дома двадцать четвертого февраля лихо, можно сказать, геройски, расправился с ребенком! Ведь так, гражданин Быков?
На ответ у Быкова ушли всего доли секунды, но и этих долей хватило, чтобы они были восприняты Стариковым как откровение. По тому, как едва уловимым движением бровей, губ подобралось лицо Быкова, и его взгляд, до этого презрительно-холодный, вдруг потух, Стариков понял, что не ошибся.
– Что, начальник? Других под рукой не оказалось? Решили старые кадры прошманать? – усмехнулся Быков.
– Ты за других не бойся… – холодно ответил Стариков. – Тебе твоего хватит на пару «червонцев».
– Ну-ну, уж не ты ли мне их подкинешь?
Быков уселся на диван в комнате, куда все прошли, ожидая Бориса с понятыми. Стариков ничего не ответил. Смотря в упор на Быкова, он никак не мог взять в толк, что заставило этого маленького невзрачного человечка совершить это жестокое убийство. Он не понимал мотивов, хотя знал все, завязанные в тугой узел, пропитанные ненавистью отношения между людьми, с судьбами которых ему сейчас пришлось так тесно соприкоснуться.
Почему убит ни в чем не повинный ребенок? Убийство любого из участников этого дела Стариков понял бы и принял бы за веский мотив, но чтобы пострадала дочь старухи? Изнасилование? Месть? Но с какого боку это относится к Сапрыкиной? Причем здесь сын Куркова, которого он подставлял. Разве что принять во внимание то обстоятельство, что Быков считал самого Ивана Куркова главным обидчиком? Может, он хотел расправиться именно с сыном Куркова, но девчонка оказалась не в том месте и не в то время!? Потому он и вытащил из подвала дружков Петра Куркова, чтобы хоть чем-то достать своего врага? Но почему не завалить было самого Куркова, там же в подвале, улучив момент? И все же Стариков чувствовал, что такую историю, за которую сел Быков, мокрухой не разрешают, не тот масштаб… Вопросы, вопросы…
Стариков дождался прихода Бориса с понятыми, и опера приступили к обыску. Все знали, что искать, потому дело спорилось, и через полтора часа был найден набор ножей в сантехническом шкафу.
– Отличная коллекция, а? – сказал Стариков, с хитрым прищуром глядя на Быкова. – Только вот странное место ты ей определил! С чего бы это?
– Чтобы всякие, которые тут ходят без приглашения, не свистнули ее… – глухо и неприязненно ответил Быков.
На большее надеяться не было смысла. Ни одежды, ни чего-либо еще, что могло бы указать на причастность Быкова к убийству, уже давно не существовало. Из подвала Быков мог принести домой только нож, а потому Стариков, едва были найдены ножи, поднялся и сказал:
– Мужики, все, закончили.
Но, скомандовав на отбой, он никак не мог отделаться от мысли, что что-то в этой квартире есть такое, что он видел недавно как улику, но что? Пройдясь по комнате, Стариков еще раз пробежал взглядом весь ее небогатый холостяцкий интерьер, но не уловил того внезапного сердечного толчка, который всегда сопровождал каждое его удачное действие.
Пройдя на кухню, Стариков даже не успел что-либо осмотреть, как на столе увидел предмет, мереживший в сознании. Он тотчас же определился в форму пивной бутылки, едва взгляд упал на него:
– А ну-ка, стоп, что-то тут на столе знакомое наблюдается. Товарищ у нас оказывается большой любитель «Guinness»!
Стариков осторожно взял пивную бутылку:
– Вот это надо срочно на экспертизу. Чует мое сердце, ее сестричка у нас в вещдоках дожидается!
Пока Олег упаковывал бутылку в пакет, Стариков поблагодарил понятых и отпустил их. После их ухода он обернулся к Быкову и сказал:
– Давай-ка упакуем и тебя. Протяни руки.
Надев на Быкова наручники, опера вывели его на лестничную площадку. После чего, закрыв дверь квартиры, опечатали ее. Глядя на эту процедуру, Быков жестко проронил:
– Не потеряй ключи, начальник! А то дверь неохота ломать потом.
Стариков, бросив короткий взгляд на ухмыляющегося Быкова, ответил:
– Не волнуйся, они не скоро тебе понадобятся.
– Не загадывай, начальник…
Витя на обеденную пятиминутку пришел с опозданием. Малышев сидел около двери и караулил своего напарника.
– Слушай, Вить. Тут приходила та баба, которой мы на той неделе ставили компакт, – шепотом сказал он. – Что-то там она претензии к тебе предъявляет. Говорит, ты компакт ей заменил бракованным, а ее хороший забрал себе. Я слышал, она про «Черепа» спрашивала у Антонины…
– Перебьется! Мало ли трепа разводят жильцы! А «Череп» где?