Братство золотарей

Он взял листок и по-прежнему, не издавая ни звука, продолжал сидеть в той же позе. На его лице меж бровей пролегла глубокая борозда, как будто ему в этот миг пришлось единолично решать судьбу, по меньшей мере, всей страны. Харицкая оценила этот значимый момент в жизни Степана Макарыча. Деликатно откинувшись на спинку кресла, Юлия Семеновна отвернулась к окну.

Она подождала примерное количество времени, надобное для написания столь ответственного документа, благо опыт в сотворении подобных текстов у нее имелся в предостаточном количестве. Но, когда по прошествии оного, ни единый звук не коснулся ее слуха, Юлия Семеновна повернулась к Лепилину и пришла в замешательство. Степан Макарыч, нисколько не изменив ни позы, ни выражения своего лица, сидел перед листком, на котором жирным шрифтом обозначилось отлично видное даже с ее места одно слово: «ДУРА».

Юлия Семеновна обомлела. Едва это слово, осозналось ею, как первоначальный оскорбительный смысл его испарился и заместился более ранимым его значением «идиотка»! Затем, безо всякого перехода оно обратилось для Юлии Семеновны в ясно читаемый синоним «дебилка», хотя она чувствовала, что Лепилин имел в виду более глубинный его смысл, а именно: «ничтожество»!

– Я… как вы смеете! – охнула Харицкая. – Что вы себе позволяете?!

– Значит, дура! – размеренной интонацией удовлетворенно сказал Степан Макарыч. – Если так орешь! А орешь ты так потому, что дура и сволочь беспросветная! На других нажиться хотела, да скоро вышибут тебя на помойку твои начальнички-мерзавцы! Я давно подозревал, что ты со своей бандой открыла на меня охоту! Мяса моего захотели! Ничего не выйдет! Я тебя сам сейчас урою…

И он, встав и подойдя к Харицкой, вжавшейся от ужаса в спинку кресла, тихо и внятно произнес:

– Я тебя убивать не буду сейчас… Но сначала всю вашу банду изничтожу, как вот эту железку…

И в порыве благородного чувства справедливой мести и гнева Степан Макарыч сгреб подвернувшийся первый попавшийся предмет со стола, оказавшийся футляром для очков. Оказавшись в его мощной длани, футляр вместе с очками хрустнул, как яичная скорлупка. Высыпав обломки на стол перед совершенно ошалевшей Юлией Семеновной, он медленно двинулся к двери. Перед тем, как скрыться за ней, повернулся к бывшей своей начальнице и, погрозив ей пальцем, вышел.

Идя домой на обед, Быков никак не мог понять, что за круги выписывает вокруг него судьба. За последнее время Быков стал ощущать неприятное чувство чьего-то тайного постоянного присутствия, будто какой-то человек должен вот-вот выйти из-за угла и объявить ему день его смерти.

Чувство это усилилось после того, как соседка по площадке окликнула его во дворе. Она сказала, что его вчера спрашивал какой-то мужчина и поинтересовалась, – нашел ли? Быков что-то буркнул в ответ поспешно пройдя мимо старушек, чуть ли не бегом поднялся к себе. Не раздеваясь, он торопливо прошел на кухню. Налил стакан водки и залпом выпил. «Что-то пошло не так… Что и когда?». Быков не сомневался, что сделал все правильно и надежно. Но Петра не арестовали. Это обстоятельство мучило его сейчас.

Сбросив куртку, Быков сел за стол. Собравшись с мыслями, он стал тщательно прокручивать весь тот день час за часом. «Я общался только с Петром… Даже если он рассказал, откуда у него взялось пиво своим корешам, то тут я глухо в стороне… Добрый дядя посочувствовал пацану, страдающему от злодея-папаши… И все… Но почему менты не заглотили наживку?.. Все бутылки с клофелином я убрал… Правда, одной пустой не было… Но я ее не нашел… значит, и менты не должны были… Наверняка пацаны разбили ее об стену… Там валялись осколки. Дальше… Все тряпки после мочилова я с себя снял и сжег. Ничего не осталось…».

Быков переменил позу и пробормотал: «Чего тут базар разводить… Все одно, ментам до меня не докопаться…».

Протянув руку к шкафчику, он достал бутылку «Guinness». Опрокинув ее в большую кружку, Быков разбавил пиво остатками водки и медленно, не прерываясь, вытянул «ерш» до дна. Машинально сунув в рот что-то, лежащее на столе, Быков тряхнул головой, словно сбрасывая с себя оцепенение.

Он никак не мог освободиться от назойливой мысли, уже неделю мучившей его: «Все-таки, что-то пошло не так… Знать бы что?».

И, как говорится, сглазил, ибо в следующее мгновение зазвонил дверной звонок каким-то особенным образом. Так звонят только в случае присутствия за дверью официальных лиц. Быков почувствовал это сразу. А потому, торопливо хлебнув добрую порцию «Guinness», поставил бутылку. Не торопясь, слушая трель повторного звонка, подошел к двери:

– Кто? – хрипло выдохнул он.

– Мне нужен Быков, – ответил за дверью мужской голос.

Быков каким-то подсердечным спазмом ощутил, что этот голос может принадлежать только менту, особую манеру которых разговаривать со своими клиентами, он изучил до самых тайных уголков подсознания.

Он открыл дверь и увидел стоящих перед ним молодых парней. Одного из них он узнал. Это был оперативник, неделю назад допрашивавший его.

– Чего надо?