Читаем Бразилия. Полная история страны полностью

Потери, понесенные при бегстве из Лиссабона, а также расходы по обустройству двора на новом месте, в сочетании со снижением поступлений в казну, вынудили Жуана Шестого повысить налоги. Надо ли уточнять, что эта мера вызвала недовольство в бразильском обществе. Царившая при дворе роскошь вызывала недоумение не только у простых людей, но и среди крупных землевладельцев и богатых торговцев, которые при всех своих богатствах, не привыкли швыряться деньгами налево и направо. Жителям колонии, многие из которых (или их предки) разбогатели благодаря умению считать каждый грош, расточительность никогда не была свойственна. Глядя на то, как шикуют при дворе, бразильцы поневоле задумывались, надо ли им финансировать все это за счет выплачиваемых налогов. А от подобных мыслей до независимости – рукой подать. Португальская знать смотрела на бразильскую элиту свысока – вот вам еще одна монета в копилку недовольства. Но хуже всего было засилье британцев. Португальцы, при всех их недостатках, были своими, родословные всех фазендейрос уходили корнями в Португалию, так что к португальцам бразильцы относились с определенной долей снисходительности, но вот поведение британцев, чувствовавших себя хозяевами на бразильской земле, возмущало бразильцев невероятно и наводило на вопрос: «Кому нужна власть, позволяющая чужакам угнетать своих?».

Перефразируя старую португальскую пословицу: «Чем ближе к очагу – тем теплее», можно сказать, что близость королевского двора способствовала росту патриотических настроений, а политика Жуана Шестого подливала масла в огонь народного недовольства. Тем временем соседи подавали пример бразильцам – в результате Майской революции 1810 года колониальное вице-королевство Рио-де-ла-Плата[69] освободилось из-под власти испанской короны и стало суверенным государством Объединенные провинции Рио-де-ла-Плата (ныне это Аргентина). Годом позже полковник Хосе Хервасио Артигас поднял освободительное восстание в испанской провинции Восточный берег (ныне это Уругвай). Артигас выступал не только за независимость от испанцев, но и за независимость от Объединенных провинций, его идеалом был суверенный Уругвай. Пока Восточный берег находился в руках испанцев, португальцам не стоило даже мечтать о его захвате, но почему бы не подобрать с земли то, что испанцы выпустили из рук? В начале 1820 года Восточный берег, частично находившийся под португало-бразильским контролем с 1816 года, вошел в состав Соединенного королевства Португалии, Бразилии и Алгарве под названием Сисплатинской провинции[70]. Пришлось немного повоевать, но игра стоила свеч и позволяла надеяться на дальнейшую аннексию бывших испанских владений.

Глава одиннадцатая

Обретение независимости

В августе 1820 года в Португалии произошла либеральная революция, итогом которой стал приход к власти временной хунты, приступившей к подготовке новой конституции страны. Португальцы требовали возвращения короля, на том же настаивали и британцы, которым совершенно не хотелось, чтобы Португалия попала под испанское или французское влияние. Того же хотело и командование португальских войск, расквартированных в Бразилии. Под нажимом военных правительство приняло решение о возвращении короля, и в апреле 1821 года Жуан Шестой отбыл из Рио-де-Жанейро в Лиссабон, оставив Бразилию на попечение своего двадцатидвухлетнего сына Педру, который был назначен принцем-регентом. Согласно легенде, на прощанье Жуан сказал Педру: «Сын мой, если Бразилии суждено стать независимой, то пусть во главе ее станешь ты, уважающий меня человек, а не какой-нибудь авантюрист». Кстати говоря, когда военные подняли мятеж, от имени короля с ними разговаривал Педру, не по воле отца, а по своему собственному почину. И если бы Педру, подобно своему отцу, занял выжидательную позицию, то власть могла бы перейти в руки лидера восстания генерал-лейтенанта Жорже де Авилеса, которому явно не терпелось стать бразильским Бонапартом. Однако не сложилось.

Португальская революция вызвала всплеск патриотических настроений в Бразилии. С одной стороны, бразильское общество жаждало прогрессивных перемен, а с другой не желало обратного превращения Бразилии в «окраинную провинцию» после отъезда королевского двора в Лиссабон. Определенные надежды возлагались на новую конституцию, которая была принята португальскими кортесами[71] 23 сентября 1822 года. В период работы над проектом в Лиссабон прибыло пятьдесят делегатов от Бразилии, желавших присоединиться к разработке главного закона империи, однако эта инициатива не встретила понимания у португальцев.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1939: последние недели мира.
1939: последние недели мира.

Отстоять мир – нет более важной задачи в международном плане для нашей партии, нашего народа, да и для всего человечества, отметил Л.И. Брежнев на XXVI съезде КПСС. Огромное значение для мобилизации прогрессивных сил на борьбу за упрочение мира и избавление народов от угрозы ядерной катастрофы имеет изучение причин возникновения второй мировой войны. Она подготовлялась империалистами всех стран и была развязана фашистской Германией.Известный ученый-международник, доктор исторических наук И. Овсяный на основе в прошлом совершенно секретных документов империалистических правительств и их разведок, обширной мемуарной литературы рассказывает в художественно-документальных очерках о сложных политических интригах буржуазной дипломатии в последние недели мира, которые во многом способствовали развязыванию второй мировой войны.

Игорь Дмитриевич Овсяный

История / Политика / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное